— Старею, — подумал Сигурд, с удивлением обнаружив себя лежащим на земле. — Нога левая, сука такая, подвела. Дважды ранили ведь в эту ногу. Топор! Где мой топор?
Любимая алебарда отлетела в сторону, сам он растянулся на земле, а братья-короли начали бить его копьями, пытаясь достать отчаянно уворачивающееся тело. У них не получалось ничего. Германской фрамее с листовидным наконечником не пробить доспеха, сделанного самим мастером Лотаром. Она для простой пехоты хороша, когда, попадая между ребер, оставляет широкие кровоточащие раны. Сигурд шипел от боли, но удары ощущались тупо, словно по многострадальным ребрам били кузнечным молотом. Оба войска ревели. Юты — от восторга, а даны — от ярости и разочарования. Непобедимый Сигурд Ужас авар, живая легенда, валялся на земле, словно туша дохлого тюленя!
Братья недооценили доспех конунга. В горячке боя до них стало доходить, что им никак не пробить юшман, отделанный квадратными стальными пластинами.
— В шею бей! И в ноги! — услышал Сигурд первые слова своего врага. Он не знал, кто это произнес, но он явно не дурак. Конунг получил уже десяток ударов копьем, но кроме отбитых ребер, повреждений у него пока не было.
— У этой сволочи и воротник кольчужный! Да где он взял этот доспех? — услышал Сигурд злой голос второго. Он в какой раз едва увернулся от конских копыт.
Дан кое-как поднялся и вытащил поясной нож. Широким взмахом он подсек ногу королевского скакуна, и тот истошно завизжал, остановившись как вкопанный. Конь жалобно ржал, задрав копыто, с которого капала на землю кровь, и смотрел на людей с немой укоризной. Сигурд встал, выставив нож перед собой.
— Ах ты, пёс! Коня покалечил! — услышал он возмущенный голос, и тут же брошенное копье ударило его в шлем, отчего Сигурд даже присел, а перед глазами его помутилось.
— В мечи его! — услышал он ломающийся юношеский голос. — Кости ему переломать!
А вот это стало ошибкой. Короли дали ему времени в два удара сердца, и он успел схватить свой топор, встав против всадника и пешего бойца.
— Ну что, мальчуганы, — сплюнул он тягучий кровяной сгусток. В груди его что-то надсадно хрипело, а горло саднило от сухости и пыли. — Вы же хотите убить самого Сигурда Ужас авар. Ваша мамаша читала вам сагу обо мне? Ее Стефан написал. Стефан — друг. Он приврал кое-где, конечно, но только самую малость. А остальное там — чистая правда.
— Он же нам зубы заговаривает! — воскликнул пеший король, ведь Сигурд, подошел к нему на расстояние удара.
Он не ошибся. Сигурд отпрыгнул в сторону, сделав так, что между конником и им самим остался пеший воин, и нанес резкий, размашистый удар. Король легко парировал его своим мечом, да только одного он не учел. Он не учел чудовищную силу врага и упал, сбитый с ног.
— Да сдохни же ты, наконец! — заревел конный боец и ударил копьем, целя в лицо.
Сигурд играючи отвел острие, и коротким тычком вогнал шип алебарды прямо в бок короля, пробив его кольчугу, словно бумажный лист.
— О-ох! — в едином порыве выдохнуло оба войска.
Всадник завалился на бок и упал на землю рядом с братом, который попробовал было подняться, но огромный сапог дана снова сбил его с ног.
— Сдаюсь! — прохрипел король Эрконберт, молоденький еще парнишка с редким пухом на щеках. — Пощади! Выкуп богатый дам за себя!
— Никак нельзя, малыш, — с легким сожалением сказал Сигурд, вгоняя в его глазницу четырехгранное острие. Он наклонил голову набок, оценив дело рук своих, и продолжил так, словно его враг всё еще был жив.
— Власть, паренек, она на двоих не делится. А на троих — тем более. Пока ты жив, ты — король. Поэтому тебе так и так умереть было суждено, не сейчас, так немного погодя. Это мне жена рассказала. Она у меня умная, только держись! Даже читать умеет, на словенском и на германском. Представляешь? Люблю ее, просто сил нет.
— С кем это ты тут болтаешь, муженек? — услышал он удивленный голос. — Он вроде помер давно. И кого это ты любишь? Не меня ли? А если меня, то почему я об этом вот так узнаю? Можешь мне самой эту радостную новость сообщить, а не этому мертвецу. Я не обижусь.
Леутхайл стояла неподалеку со взведенным арбалетом в руках. Видимо, она не собиралась отказываться от данного обещания. А со стороны войска ютов уже скакала кавалькада всадников во главе с Осредом. Они снова хотели договариваться, но теперь условия будут другими. Старые боги высказали свою волю.
— О чем ты хотел говорить со мной, конунг?
Женщина в черном, лет сорока с небольшим, со строгим лицом, изрезанным морщинами, смотрела на него спокойно, пряча свою боль в глубине выцветших глаз. Она дочь короля, жена короля и мать королей. Она не опустится до плача, словно деревенская баба.