— Но ведь так выйдет куда дешевле! — опытные люди побледнели, поняв всю глубину бездны, в которую могла провалиться их жизнь. — И нам придется учить ремеслу посторонних людей! Мы же все разоримся! Мы ведь живем за счет продажи в Нейстрию и Аквитанию!
— Да-а! — сочувственно покачала головой королева. — Случается! Пойдете в батраки, почтенные, землю пахать. Или моих овец пасти.
— Да не бывало такого от века! — побагровели уважаемые люди и ушли, потрясая кулаками. — Не пойдем мы в кабалу!
Как выяснилось, они ушли только для того, чтобы вернуться на следующий день. Они приходили по одному, пряча глаза от стыда, и начинали торговаться. Пришли все до единого, не доверяя своим родственникам, друзьям и коллегам. Никто из них не хотел идти в батраки.
А еще в Кенте работали великолепные ювелиры и оружейники, уступавшие, пожалуй, только мастерам из империи. Тут не в чести были цепи толщиной в три пальца и массивные перстни. Мастера страны Кантваре делали великолепные украшения, тонкостью своей работы поражавшие непривычных людей. Многие считали Британию обиталищем полудиких варваров, и они ошибались. Здесь воин, не имевшей оружия, украшенного золотом, не мог претендовать на уважение и место в королевской дружине. Шлемы, пояса и рукояти мечей становились шедеврами ювелирного искусства. Как раз то что надо для разжиревших нобилей Словении, участников городских ополчений. Здешнее оружие там будут с руками отрывать.
— Пора приучать безвкусную знать Братиславы к прекрасному, — мурлыкала Леутхайд, любовно разглядывая шлем, покрытый золотой чеканкой почти сплошь.
Она не раз и не два забегала в княжеский музей при Университете, где бродила между римских статуй, завороженная их необыкновенной красотой. Наверное, это боги делали, — шептала она, разглядывая мраморные складки плаща Аполлона. — Не могут люди подобную красоту сотворить!
Как оказалось, могут, и мастер даже надулся от гордости, читая восхищение и детский восторг на лице своей королевы.
— Я выкуплю у тебя все, что есть, — решительно сказала она.
— Но у меня и нет больше ничего, — промямлил растерянный мастер. — Я делал этот шлем несколько месяцев и теперь ищу на него покупателя.
— Мы исправим это, — решительно сказала королева. — Я куплю его у тебя. И я куплю все, что ты сделаешь до конца апреля. После этого торговый караван тронется в путь.
— В Новгород, ваше величество? — почтительно спросил мастер.
— В саму Братиславу, — отмахнулась Леутхайд. — Там это купят быстрее и дороже. И не забудь выбить свое имя на шлеме. Пусть все знают его, как имя кузнеца Лотара.
— Я много не успею сделать, ваше величество, — почесал затылок мастер. — Работа тонкая… Пока сам шлем склепаешь… пока чеканка…
— Ты знаешь, что такое мануфактура? — вздохнула Леутхайд. — Нет? Тогда я сейчас тебе расскажу.
Так проходил день за днем, пока к ней не пожаловал сам архиепископ Гонорий, настоятель храма святого Мартина. Худощавый, с горящими глазами старик жил в Британии уже сорок лет. Его, римлянина из знатной семьи, прислал сюда еще Григорий Великий, и с тех пор здесь трудились миссионеры, воспитанные в Италии. Святой папа, что происходил из семьи Анициев, не только спас Вечный город от голода и разграбления лангобардами. Он смотрел на века вперед. Именно он приказал покупать юношей из Британии, чтобы подготовить из них первых священников для этого острова. Ведь после завоевания его англами и саксами та далекая земля вновь впала в язычество. А епископы кельтов, что там еще оставались, немногим от дикарей-германцев и отличались, настолько их богослужебные практики разнились с принятыми в Риме. Четыре десятка проповедников отправились в этот путь, и лишь Гонорий дожил до сего дня из всей миссии. Кто-то умер от старости, кто-то от болезней, а кто-то принял мученическую кончину от рук язычников. И лишь архиепископ Кантваребурга оставался силен, бодр и неутомим в своем служении Господу.
— Дочь моя! — Гонорий укоризненно протянул руку для поцелуя. — Почему я не вижу тебя на своих службах. Это ужасно, ведь ты добрая христианка. Ну… так я слышал.
— Присаживайся, отче, — радушно взмахнула рукой Леутхайд. — Я хожу на службы в храм святого Августина. А к тебе я и сама собиралась заглянуть, да все недосуг. Я жду своего духовника, он скоро прибудет. А так… Дела и заботы королевские, сам понимаешь.
— Неужели встречи с купцами и ремесленниками для тебя важнее дел божьих? — брезгливо спросил Гонорий. — Я наслышан об этих разговорах. Они весьма странные для дамы твоего положения. Впрочем, я пришел не поэтому. В нашем королевстве принят закон, запрещающий язычество. Ты знаешь об этом?