Ким в целости и сохранности довезла меня до нашего коттеджного посёлка, высадила перед остановкой и, забрав шлем, умчалась домой, кормить заждавшегося Альфонса. Забавная кличка для кота.
По-моему, перелазить через забор и забираться в комнату по дереву стало для меня привычнее, чем ежедневные домашние задания.
В комнате было холодно из-за окна, которое было открыто всю ночь, поэтому пришлось чуть подкрутить термостат и, переодевшись в более домашнюю одежду и смыв всю косметику, сесть за так и не сделанные уроки — ночной наплыв клиентов не дал мне присесть на минутку, не то что историю читать. Шесть утра на часах, а я сижу, пью растворимый кофе, в котором две ложки самого кофе и пять сахара, и пытаюсь решать математику, которая упорно не хочет решаться.
Огромное количество сахара в напитках всегда спасало меня по утрам, если не спала всю ночь, но помимо этого ещё и заставляло задуматься о вечном.
Ручка сама выводила заученные наизусть формулы в то время, пока одна часть мозга посылала нервные импульсы в эту самую руку, а вторая, как ни странно, анализировала поведение людей вокруг меня. И не только взбесившегося, как кот в марте, учителя русского, но и внезапно подобревшую мачеху, и то, что уже второй день за последние пять лет меня никто не унижал. Ситуация с учителем не в счет.
От Инессы я очень часто слышала, что без денег отца я буду работать на бензоколонке и жить под мостом. Как-то в пятнадцать я не выдержала и сказала, что лучше под мостом, чем в этом террариуме. За это меня, во-первых, ударили, а во-вторых, лишили связи с внешним миром на месяц. Мне запрещалось ходить даже в школу, а программу приходилось нагонять по учебникам, что было проблематично без объяснения учителя. С тех пор я старалась не отвечать и просто молча терпеть все это, про себя приговаривая, что скоро мои восемнадцать, и я смогу сбежать отсюда. В некоторые моменты, конечно, было сложно, зато мое “детство и юношество” научило меня терпению и смирению, а это очень поможет мне в жизни. По крайней мере, я на это надеюсь.
Вообще, поведение жены моего отца не поддается никаким объяснениям. Она заносчивая, эгоистичная и ветреная сорокалетняя женщина, которая никого и ничего не любит, кроме себя и своей дочери, что, кстати, не далеко ушла от мамочки. Яблоко от яблони недалеко падает, так, кажется, говорят про таких людей. Но даже эта ветреность не меняет её отношения ко мне, которое за многие годы стало уже своеобразной традицией. Оно не могло смениться по щелчку, просто так. Только если это был не щелчок отца. Инесса настолько боится потерять его спонсирование, что выполнит любую его просьбу, попроси он даже сброситься её с крыши — и она сделает это, если отец посулит побольше денег.
Конечно, без моего отца тут дела не обошлось. Скорее всего, он даже пригрозил ей, потому что одни деньги не перекроют всю ту ненависть ко мне, которую эта женщина копила на протяжении десяти лет. Скорее всего, это было что-то вроде: “Если ты не сделаешь по-моему, Люба не получит денег\наследства\любой другой фигни, которую она хочет!” Но наследство им обеим и так не светит, потому что все заведомо мое, и было переписано на меня еще до моего рождения, просто об этом никто не знает, а я случайно в детстве нашла и прочитала завещание. Так что они обе в пролете!
Но эта их напускная доброжелательность меня очень напрягает и пугает, а я не люблю, когда есть то, чего я не знаю, а я определенно что-то не знаю. Неведение меня бесит. Поэтому сегодня ночью, так как отрабатывать смену мне не надо, я вломлюсь в кабинет к отцу и просто пошарюсь по документам, потому что там обязательно должно быть что-то интересное.
А теперь от проблем семейных перейдём к проблемам амурным.
Гуляющий учитель, что по странному стечению обстоятельств положил свой явно лишний глаз на меня. Что такого шикарного мужчину — назвать его парнем у меня банально не повернется язык — заставило обратить на серую и невзрачную меня внимание?
Может, то, что он встретил меня в клубе? Хотя приставания начались раньше. Что это за зацикленность на мне такая? Приятная, безусловно, но такая раздражающая! Он ведёт себя нерационально и неподобающе учителю! Это бесит.
Хотя я в какой-то степени завидую ему. Ведь у меня никогда не хватит смелости вот так вот вольно вести себя на людях. Меня с детства учили быть гордостью семьи Громовых. Всегда сами подбирали круг общения, в который я полностью не вписывалась, ведь тем девушкам в их четырнадцать были важны только новые шмотки, и услышать от них что-то кроме: “О, Боже, он посмотрел на меня, значит, он хочет меня!” — было просто манной небесной, потому что помимо шмоток актуальной темой были и парни. Все эти выдуманные истории были полным бредом и фарсом, а бредом они были, потому что кто поведется на четырнадцатилетку, которая ещё даже не вошла в период полового созревания, и вместо груди у неё два маленьких прыщика? Вот и я тоже думаю, что никто, поэтому в том обществе я не прижилась.
Единственной девушкой из “богатеньких”, с кем мне действительно приятно общаться, была Романова Ярослава, а где была Яра, всегда был и Ростислав — её брат-близнец. Вот с ними было действительно весело. Они были на четыре года меня старше, но, тем не менее, принимали меня к себе, и с ними всегда было весело. Семейство Романовых было приглашено на один из званых ужинов, которые устраивала моя мачеха. Дядя Сеня и мой отец были друзьями детства и, чтобы не рассориться в будущем, пошли в разные сферы бизнеса, чтобы в будущем не стать конкурентами. Чем занимается Романов, я не знаю, а вот мой отец владеет сетью дорогущих французских ресторанов, в которых среднестатистический человек не может позволить себе и посуду.
Но я ушла от темы зависти учителю. Пустота — моя единственная свобода. Единственная моя вольность, которую я бы не променяла ни на что!
А учитель… Ну, он приложение к этой “опасности” с побегами на работу. Зато теперь я не так завишу от отца, хотя его золотая карта до сих под лежит в моем кошельке.
Губы до сих пор горели от грубых и жадных поцелуев, но я не могу объективно судить о том, каким был этот поцелуй, потому что это, по сути, вообще мой второй поцелуй в жизни. Но, безусловно, было бешено приятно ощутить такую притягательную теплоту его губ.
В голове такая каша… А внутри всё сжимается, стоит вспомнить мне о событии, что произошло за углом клуба.
Только мне почему-то кажется, что ни к чему хорошему это не приведет.
Этот человек вызывает жуткий диссонанс в моей голове: такие жутко холодные глаза и такие ужасно горячие губы.
И мне почему-то кажется, что он был разочарован моим поведением после этого довольно-таки забавного инцидента. Учитель определенно ждал другой реакции с моей стороны, но какой?..
Зазвеневший в половину восьмого будильник заставил меня от неожиданности подпрыгнуть на стуле, отчего ровная линия, которую я вела черной ручкой, съехала в бок, и её пришлось замазывать корректором.
Пока белая жидкость, скрывающая мои ошибки, сохла, я успела сбегать в душ, вымыть косы, — в заплетенном состоянии их стало гораздо труднее мыть, — и накрасить ресницы. Уже в комнате мелкими перебежками наспех оделась и ещё влажные волосы заплела в легкие две косы, которые озорно свисали по плечам. Вот это я понимаю — засиделась! Я, блин, уже неделю нормально не спала! Но жаловаться не буду — мне всё нравится.
Спустившись по лестнице и почти сбив с ног сонную Любу, я забрала из кухни кружку-термос с моим сладким кофейком и вафли для Милы, которая вчера не была в школе, что очень странно, потому что если она и пропускала школу, то на это всегда была причина, о которой она мне сообщала заранее.
Я безбожно опаздывала на первый урок, который, как ужасная насмешка судьбы, был именно русским. Но опаздывала не одна я.
Уже когда я зажала в ладошке гладкую белую дверную ручку, меня за плечо дернули назад.
— Бятка, вот ты где! — Меня очень нагло развернули и заставили сесть на подоконник.
— Колчанский, ё-мое, ты меня до инфаркта довести хочешь? — В каждой школе есть свой красавчик, по которому сохнет вся женская половина, включая некоторых особо озабоченных учителей, и именно таким “идолом” являлся Павел Колчанский, характер которого вовсе не подходил под тот образ, который ему вынужденно присвоили девушки. Он был улыбчивым и очень добрым молодым человеком, который всегда мог прийти на помощь и никогда не гнушался попросить помощи в ответ. Собственно, именно эта черта мне в нем и нравилась. Но помимо всех плюсов Паша был представителем хип-хоп культуры, только он не танцевал, а пел. Ой, простите, читал, ибо рэп же читают. — Чего надо?