— Говори уже, чего хотела, и я вернусь к своим делам!
— Да слышу я, какие у тебя «дела»! — недовольно буркнула я. — Любаня приехала, и сейчас, скорее всего, снова начнется травля.
— Слушай, Бят, я всё понимаю: ты у нас вся такая правильная. Не пьешь, не куришь, матом не ругаешься, но надо что-то делать с этим тупым подчинением! — заскрипела кровать, хлопнула дверь. Я так полагаю, что из-за меня она оставила своего молодого человека. Сты-ыдно! — Попробуй хотя бы для разнообразия собственной жизни хоть разочек нахамить человеку, а? Чего тебе стоит? Тем более, мы обе знаем, что язык у тебя хорошо подвешен! Ты помнишь, как ты тех парней заткнула? Даже я потом полдня с тобой разговаривать боялась, а тут молчишь, как корова!
— Я прекрасно все это понимаю! Но, Мил, и ты меня пойми! Если я нахамлю учителям, они пожалуются директору, а она — отцу, а тот запрет меня дома насовсем! Даже учителей на дом наймёт! А если Инессе, то она один овощ нажалуется отцу, и снова санкции в мою сторону. Да и мы обе знаем, что она ещё и ударить может!
— Ты неисправима! А если этот вот новенький учитель? Я не думаю, что он побежит жаловаться директорше.
— Я тоже так не думаю, но как-то неудобно будет.
— Неудобно, Бяточка, это когда дети на соседа похожи или трусы на шубу надевать. Вот это да, вот это неудобно, а там всё нормально, — я тихо хихикала в трубку. — Вот и замечательно! Кстати, ты же помнишь, что твой любимый исполнитель будет завтра выступать в центральной «Пустоте»? — «Пустота» — это довольно большой и очень популярный клуб, в который не всякого впускают.
— Да, помню, но кто меня отпустит? Инесса разорется, что трачу отцовские деньги на клубы, а Любаня гадость какую-нибудь сделает, и меня вообще из дома больше не выпустят.
— Не обсуждается! — безапелляционно заявила девушка. — Идешь завтра и точка! Надо уже из тебя человека сделать. Просто сбежишь через окно и перелезешь через ограду. Делов-то!
— Действительно. Ладно, Мил, спасибо, что уделила минутку.
— Да без проблем, всегда пожалуйста! — она убрала трубку от уха. Ну нет у этой девушки привычки сбрасывать, поэтому, перед тем, как положить трубку, отдаленно услышала: — Котик, я уже иду, доставай свой ч…
И, пожалуй, на этой замечательной ноте, я положу уже эту грёбанную трубку!
Чёртова извращенка!
Откинув телефон на другую сторону кровати, перевернулась на спину и уставилась в потолок, покрытый звёздочками, которые светятся в темноте.
Во сколько я их наклеила? В тринадцать? Не помню.
— Беатриса! — ё-моё, что им опять надо?
Устало вздохнув, встала с кровати и спустилась в гостиную, где восседало всё семейство и изволило потреблять пищу.
— Беатриса, — строго позвала Инесса, — спустись в погреб и принеси нам вина, моего любимого.
Замечательно! Отправлять в подвал человека, который боится темноты и страдает от клаустрофобии — просто верх маразма!
— Я боюсь темноты, — попыталась я вразумить этот живой пример идиотизма, на что получила ответ: «Девочка большая, справишься!»
Ну вот за что?
С самой страдальческой миной прошла в заднюю часть дома, где располагались две лестницы: одна на чердак, другая в винный погреб.
Спустившись по ступенькам, которые ужасно скрипели при каждом моём шаге, я погрузилась в неприятную темноту подвала.
Щёлкнув выключателем, прикреплённым ещё на лестнице, прошла между стеллажей с коньяком.
Батя у меня мужик богатый, так что может позволить себе много выпивки.
Весь погреб был уставлен стеллажами от стены до стены, в несколько рядов, с крепкими алкогольными напитками, а у самой дальней стены стоял старый бар.
Только я подошла к стеллажу с винами, как дверь в погреб хлопнула, и погас весь свет.
— Очень остроумно, спасибо! — прокричала я в темноту, но слова были адресованы этой инфузории.
Не первый раз просто она меня закрывает тут.
Устало вздохнув, стала держась за стеллажи пробираться к бару, у которого было своё освещение.
О том, что может обитать в этой темноте, я предпочитала не думать.
Щёлкнув выключателем под столешницей, села в специально принесённое для таких случаев кресло на колесиках и достала книгу с разными коктейлями.
В первые пять раз я упорно отвлекала себя изучением алкоголя, расположенного на стеллажах, а потом перешла и к этой книжечке.
Некоторые из описанных напитков я даже могу приготовить, чем, конечно, не горжусь, но всё же приятно немного.
Вот, вроде, много времени проводила среди вина, водки, скотча, а даже пробку не лизнула.
Да, я такая примерная. А что поделаешь, если в меня это с детства почти вдалбливали.
Послушание и повиновение — вот залог идеальной дочери, и я следую этим дурацким правилам, ведь, не обращая внимания на собственные убеждения, где-то глубоко в душе ищу отцовского одобрения.
Закинув ноги в розовых шерстяных носочках на стойку, я углубилась чтение и пропустила тот момент, когда дверь с грохотом открылась и по погребу разнесся мерный перестук каблуков.
— Посмотрите на нее! — противный голос как ушат холодной воды на голову. Вскочив на ноги, встала пред ней с ровной спиной и стандартным отсутствующим лицом. — Я тебя зачем сюда послала? — шипяще произнесла она и, не дождавшись от меня ни слова, ответила сама: — За вином! А ты что тут делаешь?
Не став слушать, попыталась спокойно пройти мимо. Но куда там!
Схватив за руку, Инесса дернула меня на себя, от чего я еле на ногах устояла, и замахнулась для очередной пощечины.
Как же надоело все это!
Зажмурившись, стала ждать неизвестного. И каково было моё удивление, когда удара не последовало!
— Отпусти её, — глубокий, грубоватый и совершенно безразличный голос ударил по нервам. — С неё хватит, — и хватка на руке ослабла. Открыв глаза, увидела, что отец крепко держит женщину за руку, не давая той ударить меня.
Наверное, наше с Инессой состояние было одинаковым: безграничный шок.
Чтобы отец заступился за меня? Да скорее сбудется пророчество Майя, чем этот человек сделает что-то для меня!
Тем более, защитит от этой! Он ведь и слово ей поперёк никогда не скажет!
— Иди к себе в комнату и делай уроки! — он даже не посмотрел на меня, ну и хорошо! Презрения с меня на сегодня хватит.
— Спасибо, — на грани шепота поблагодарила я и поспешила убраться до начала крупномасштабного скандала.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, остановилась перед преградившей мне дорогу Инфузории.
— Что, думаешь, папочка один раз заступился, то теперь всё можно? — прошипела она, просто испепеляя меня взглядом. Ну вот за что, а? За что?
— Я не понимаю, о чем ты, — полностью безразлично и о-очень холодно сказала я, обходя эту особу.
В след мне понеслось характерное шипение и ругань.
Забаррикадировавшись в комнате, сделала все уроки и, смыв макияж, в начале четвёртого утра легла спать.
Слишком уж много событий за сегодня.
Сегодня в школу решила под юбку надеть короткие шорты, а то с этой станется задрать её и опозорить меня перед всей школой.
Водителя, как всегда, не было на месте: он уже увез Любу в школу.
Схватив парочку шоколадных вафель, половину которых положила в пластмассовый контейнер и запрятала в портфель, чтобы потом поделиться с Милой, быстро чмокнула Агату в щёку и убежала в школу.
На первый урок русского я успела прямо к звонку.
Александр Андреевич уже восседал на своём стуле, закатав рукава идеально выглаженной рубашки по локоть, обнажая татуировки, цепью покрывающие его прекрасно накаченные руки, и закинув ноги на стол.
Молча пройдя мимо него, под звонок села за свою первую парту первого ряда.
— Опаздываешь, Громова, опаздываешь, — не отрывая взгляда от классного журнала, за которым очевидно прятался журнал для взрослых, произнёс он.
Я не сочла нужным отвечать, просто начала готовиться к уроку.
Урок шёл относительно спокойно, и, хочу сказать, как преподаватель он очень даже ничего. И всё было просто изумительно, ровно до прихода директорши под руку с Инфузорией.