— Громова! Стой!
— Ебвашумать! — скороговоркой выдаю я, разворачиваясь на пятках. — Что еще?
— Громова, кароч, — восторженно затараторил Паша, хватая меня за руку, — я тут случайно вчера задержался в школе и, когда возвращался, шел мимо актового зала и услышал бит, ну и заинтересовался, кароч, очень сильно! В итоге оказалось, что учителя тоже участвуют в концерте! Александр Андреевич будет магом-разбойником, Руслан Григорьевич его братом, который тоже борется за руку принцессы, а Иван Николаевич будет братом самой принцессы, который хуи всем раздает. Это не важно, кароч. Дело в том, что он там читает под такой охуенный бит, но там так все не закончено, что мне рыдать охота! И я пока все это смотрел, придумал текст, но мне нужна ты! Я знаю, что у тебя там тоже выступление, да и я в труппе ученых, что пытаются принцессу научить, но, мать, мы должны! — И все это очень-очень быстро протараторено, иногда даже без окончаний.
— Воу, Колчанский, ты дурак? — Выдохнула я наконец-то. — Ты предлагаешь влезть в концерт? Нас же потом завуч порвет!
— Бяточка, но ты же самая лучшая! Ты сможешь!
— Я еще и умная! Я даже начинать не буду! — Возмутилась я. — Концерт завтра в шесть, а до этого и костюмы, и песню выучить, и с музыкой уладить. Ты дурной?
— Громова, пять шоколадок!
— Да такой идиотизм стоит не меньше восьми!
— Семь и точка! — пошел на отчаянные меры парень, выставляя ладонь.
— Продано! — хлопок оглушает в пустом коридоре, мы крепко пожимаем руки, а я жмурюсь от предвкушения семи шоколадок и поправляю очки.
— Минус и текст у тебя в ВК, я скинул уже, до завтра, милочка! — И он ускакал, оставив меня растерянно стоять посреди коридора, ибо мне надо дождаться библиотекаря.
— Стоп-слово, Громова? — сильные руки обхватывают талию и прижимают у чужой груди неожиданно, я еле сдерживаю испуганный писк. — Мне нравится твоя идея! Нам нужно стоп-слово! Что-нибудь эдакое. О, придумал! — веселье мигом сменилось на пошлость в его голосе, когда горячий воздух обжег шею: — Нашим стоп-словом будет «Ещё», — и он до боли вгрызается в плечо, оставляя полумесяцы своих зубов, а потом нежно зализывает.
— Дурак! — смеюсь я, разворачиваясь в объятьях рук и закидывая запястья на шею. — Если останется засос, и дед о тебе узнает, то он спустит на тебя Бабочку.
— О, да, мне так страшно! — улыбается он, давая понять: нифига ему не страшно.
— Зря, — просто пожимая плечами, прикладывая ухом к клетке рёбер. Тут, всего в паре сантиметров от моего уха, бьется его сердце. Бьется глубоко и сильно, толкая кровь по артериям. — Он самый молодой и самый строптивый из всех.
— О, ну ниче, я тоже не промах! — подмигивает он, а я не могу оторвать глаз от ямочек.
И в голове просто вспыхивает мамин голос: « Цени мелочи, Бятусик, мелочи — важнее всего!»
Сетка морщин в уголках глаз, легкая щетина, и две родинки на шее — такая мелочь, но, о, боже, это все так дополняет его! Особенно эти родинки! Маленькие, аккуратные, издали их не видно, а тут я стала единственной созерцательницей этого. Чувство собственности залезло на шею и уютно разместило там свою задницу. Мое. Только мое. Все мое.
— Громова, всего два вопроса: почему ты смотришь на меня, как на торт после шести? И, — он красноречиво опустил взгляд вниз: — Что твои до дикого ужаса холодные руки делают под моей майкой? — а я подушечками пальчиков чувствовала мурашки, возникшие на коже и, проведя ноготками по редкой дорожке волос, ведущей за край штанов, туда, куда мне входа нет (пока), и убрала руку, со вздохом отталкиваясь от учителя. — С твоими ледяными руками надо что-то делать. — Поежился он. — Это ненормально немного, когда они такие лягушачьи. — Я слушала его в пол-уха, пялясь, будто впервые увидела, на его руки: мощные, накачанные, в сеточке родинок и переплетении вен. Последние ярко выпирали под кожей, и у меня появилось дикое желание провести по каждой языком. — Громова, етить, ты вообще слушаешь?
— Честно? Нет. Я залипаю на родинку у тебя под правым глазом. — Парень подавился воздухом от такого заявления.
— Громова, детка, я, конечно, признателен такому вниманию, но, тебе не кажется, что это я тут должен делать комплименты?
— Это обоюдообщее занятие.
— Что-то мне подсказывает, что такого слова нет. — Он взъерошил и так торчком стоящий ёжик, а я с жадностью следила за каждым движением. Что-то нетипичное для меня поведение сегодня. — Громова, — чуть надув губы, сказал он, пряча за дурашливостью свое смущение. — У меня такое дикое чувство, что ты меня съесть хочешь.
— Могла бы — съела бы. — Буркнула себе под нос, ковыряя линолеум носком сапога. — А ты тут, собственно, какими судьбами?
— С тобой вот стою, а ты зачем?
— В библиотеку надо, — устало вздохнула, не представляя, сколько еще ждать.
— Э-эм, так библиотекарша ушла ж уже, не? — Я тихо выругалась, толкая его кулаком в плечо и направляясь к выходу. — Какая ты нервная, Громова! ПМС? — На этот раз удар был настолько сильным, что учитель покачнулся, еле принимая ровное положение. — Больная, что ли?
Рыкнув, резко завернула на лестницу, переходя на второй этаж, а оттуда на пожарную лестницу и потом, уже через запасные ворота, домой.
Я завтра порву тебя, как щенка, Быков!
========== 18. “За кулисами чужой жизни” ==========
Комментарий к 18. “За кулисами чужой жизни”
2rbina 2rista – Дикий пёс
https://www.youtube.com/watch?v=iyM5m74J5Zs&list=PLBsFRF7CBglNY-X0tM-qMLeAv_I-mfw1Z&index=9
Уж не знаю, откроется ли, ноооо
ребята крутые, и баттлы мутят тоже достойные:D
Вернулся блудный попугай, как говорится.
Собственно, из экзаменов мне остался только английский 22 и выпускной 23(я ипаный везунчик, не правда ли!)
И вот счас хочется выразить благодарность тем людям, которые сильно поддержали меня, хотя и сами этого не знают:
Leisan_Hairullina
alenka_love_kdk
SPNgirl
Люси Хейл
Василиса Драгоций — Огнева
Вот.
Собственно, спасибо, что не бросаете:)
И именно в такие времена становится видно кто друг, кто враг, а кто так:)
Сижу, смотрю перед собой, сжимая в руках текст песни и просто стараюсь не дышать. Если сделаю вдох — чихну от огромного обилия духов в маленькой гримерке. Если чихну — будет маленький апокалипсис.
Мимо меня прошмыгнула Люба в образе принцессы, чем она очень громко кичилась уже неделю, в руках придерживая подол платья и поправляя диадему на голове. А я пила таблетки от горла, температуры, простуды и просто легкие обезболивающие.
— Громова, прием! — передо мной резко садится Паша, кладя руки мне на бедра, закутанные, как и вся я, в непомерный балахон, под которым безрукавка с ажурным топом-лифом, шорты, больше похожие на трусы, и колготки. — Ты слова выучила.
— Ага, всю ночь не спала, но выучила. — Бледно улыбнулась я, разворачивая шоколадку с орехом, которую он впихнул мне в руки. Одну из семи. Моя прелесть!
— По тебе видно, — скептично осматривает он меня с ног до головы. — Выглядишь как не свежий зомби.
— Отличный комплимент девушке, — улыбнулась я, толкая его в плечо.
— Ну вот, улыбайся, Громова! У тебя великолепная улыбка! — Оценив мои красные щеки, он тоже растянул губы в шикарной улыбке, по которой сохли все девчонки от четырнадцати до восемнадцати, и ушел, предупредив, что наш выход не за горами.
А я мандражировала. Паниковала, если быть точной. Нет, мне часто приходилось выступать на сцене, но тогда все было оговорено и четко отработано. А тут может произойти все, что угодно!
Но я продолжала глубоко дышать и в голове повторять заученные наизусть строчки. Все получится. Все будет. Я утру Саше нос! Я смогу.
— Громова! — на мою голову опускается ладонь Колчанского, и он приподнимает мое лицо к себе. — Пошли, Быков уже стоит за кулисами. Я узнавал у Михи из параллели, что сейчас будет его выход, так что мы должны быть на подхвате.
Паша, как и я, был замотан в балахон, только ему это по роли положено, а на меня смотрели как на идиотку, но прощали в силу моей недовольной рожи.