— То, что ты показывала себя, свое тело этому мелкому уроду Колчанскому. Ты только моё! Поняла! Моё!
— Боже, — тихо засмеялась я, крепко обнимая его шею и наслаждаясь его запахом. — Мы с Пашей партнеры по танцу. Поверь, мы видели друг друга и в более провокационных позах. Но самое, на мой взгляд, ужасное, было тогда, когда ему пришлось в чужом городе, куда мы ездили на концерт, искать мне прокладки. Это была просто дичь дикая. — Подействовало: учитель мигом расслабил плечи и спину, но хватка на моей талии была такой же жесткой, и тихо засмеялся мне в шею.
— Бож, Громова, ты такой еще ребенок! — отстраняется он, улыбаясь мне той улыбкой, что я так люблю: не той, искусственной, что он улыбается всем вокруг, а той, что можно увидеть в очень редкие моменты, когда он чем-то увлечен или не следит за своей маской. Он улыбался мне тогда, валяясь по уши в снегу и утаскивая меня за собой. И так он улыбается мне сейчас, от чего у меня плывет сознание.
— А ты педофил, но я ж молчу, — улыбнулась в ответ я, но за свою шпильку получила не хилый шлепок по ягодице. И я уже хотела было возмутиться, когда услышала музыку, которой в концерте не должно было быть.
Я подорвалась с места быстрее, чем это вообще было возможно: перепрыгивая прямо через парты и мешки с одеждой, вылетела в проход, смотря, как на сцене сидит растерянная Люба на своем троне, а там, в зале, прямо перед зрителями, по разные стороны встали Женя с Олегом Новиковым, парнем из параллели, и Колчанский, который сейчас выглядел откровенно плохо.
— Что тут, блядь, происходит?! — шиплю я, подбираясь к Одинцовой, которая должна была помогать мне с концертом, но сейчас, как и все, растерянно оглядывалась по сторонам, а когда увидела меня, явно облегченно вздохнула, хватаясь за мою руку.
— Бят, сначала, ей богу, все шло хорошо, но потом, когда Паша уже должен был уйти под хлопки принцессы, выбежали эти двое обезьян, мать их ети! — И правда, Женя и Олег были лишь в бутафорной листве в стратегически важных местах.
— Человечество из класса приматов! А ты, дикарь, одно из ярых подтверждений фактов.
Несчастный глиномес, я в репе для тебя как Бог! Видать, с тобой не сработал естественный отбор! — Судя по вздувшейся вене на лбу директрисы, всем пиздец!
— Самый красивый? Да! Самый сексуальный! Живу под Богом, а тебе место в исповедальни!
Считаешь своих предков: «Обезьянами и Баста». Когда же ты поймешь: «Тарзан» это всего лишь сказка!
— Прискорбно, но я твоя миллион раз «пра-» бабушка! Не тварь дрожащая, надеюсь? Скажи-ка мне на ушко:
Кто тут из нас дичь с низким уровнем IQ? У меня в раю маникюр, педикюр, храмы под роспись ню!
— Я ухуярю их нахуй! — Тихо ору я, получая по шее от Руслана Григорьевича. — Быстро, блядь, нашли мне любую египетскую херню и приведите Алесю из параллели. Живо, блядь! Руки в ноги и пашем, как проклятые. У вас ровно четыре минуты на все! — Раздавала я команды под тихие смешки Руслана Григорьевича и Ивана Николаевича, которые тыкали на мои трусишки в барашках и неприлично громко ржали.
— Бред про Адама с его дамой — мутит детям головы. На вашем фоне хроникой покажутся Флинстоуны.
Я понимаю, что ваш мозг уместится на блюдце, но как можно считать инцест — основой эволюции? — Все, после этой строчки наша биологичка выставит Паше «пять» в аттестате внеурочно! — Хоть не от яблок и змеи Адама — Евы стоны. Так вот где телки взяли моду давать за айфоны! Парень познал одиночество и познал френдзону. Сам себя не потешишь — батя выгонит к черту из дома!
— Все это время ты, пытаясь копаться в науке, не нарыл ничего, никого, лишь про Адама с Евой сплетни слухи.
Известно ведь нам, как ты любишь обезьян! Роман с ними доказал, что вы одна семья, оу! — Я просто убью их, как только они зайдут за кулисы! — Но ты не Энн Дерроу и Кинг Конгу ты бы не понравился
— Бят, быстро говори, что надо? — Алеся падает передо мной на колени с кистями в волосах и палитрой в руках.
— Египетские стрелки и бледность лица.
— Понял, — ответила она, безошибочно выдергивая из пучка волос нужную кисть и начиная подбирая нужный цвет.
— Бят, у нас проблемы! — Антон Кириллов, нахлобучивая мне на голову непонятную шикарно расшитую хрень, виновато протянул легенькую накидку, которая еле-еле прикрывает грудь. — Больше ничего найти не смогли. Мила там сейчас в гримерке гобелен сдирает.
— В школах детей достали пичкать сумасшедшим бредом! Легче поверить в человека-муравья, чем в это!
Почему сейчас обезьяны не становятся людьми, а массово едут в Россию беспределить и хамить? — И все медленно посмотрели на человека из РАНО, который сидел по правую руку от директрисы и имел в родственниках жителей дальнего Востока. Все, нам всем точно пиздец.
— Это было слишком жестоко, Ева! — Кричит Анна Андреевна, отмирая и поднимаясь с места, но нас всех останавливает смех мужчины из РАНО:
— Но это было забавно!
— Все, сорвала! — подбежала к нам Милена, довольно протягивая золотое полотно, которое подарили нашей учительнице музыки на пятьдесят лет работы в школе. — Вставай, сейчас будем делать тебе шикосное регги-мини.
— Не дергайся, — шипит Алеся, Антон натягивает мне на грудь накидку, поправляя ее максимально скромно, а Ростова заматывала ноги.
— Что перестало быть теорией, а? Дарвинизм! Одного дня мало для создания хомо сапиенс!
Осведомленней вас ваши попы, мудилы, ведь они познали сейчас теорию большого взрыва! — Секундная заминка, в ходе которой липовые Адам и Ева недоуменно переглядываются, и я чувствую, что сейчас само время моего выхода.
— Бят, нацепи вот это! — Протягивает мне толстую связку браслетов Листов, и, когда я поправила все это богатство на себе, вытолкал меня на сцену. И вот тогда появился из гримерки Александр Андреевич. И вот взгляд, которым он окинул меня, не сулил мне абсолютно ничего хорошего.
— Из обезьяны в человека? — Мой хриплый голос оглушает всех, и они подпрыгивают на месте, увидев меня на сцене. — Да, неплохо. Но видели ли вы когда-нибудь трудолюбивых обезьян? А вы, подобные рабам, — подхожу к краю сцены и, положив ладони на их лица, отталкиваю от сцены, презрительно морщась, — пока в бальзаме я свежею, чресла лижите попам, вместо того, чтоб гнать их в шею! — И возвращаюсь на свое место, продолжая нравоучения: - Ты веришь в то, что ты- кучка земли, а ты — ребра обломок? Да упаси ваш Бог меня, если я — ваш потомок.
Голубки, ваша проблема в том, что истину вы не искали! К создателям гораздо ближе Малдер и Скалли! Ты все ставишь на приматов, а вы бьетесь лбами оземь. Опровергнут эволюцию ваши мозги в анабиозе!
Люди — дети космоса, забывшие о внеземном отце, ведь пирамиды строили не боги и не шимпанзе!
Кстати, Ева, до тебя Адам ходил уж на узи! Не первая ты шкура у него. Ты за Лилит его спроси!
На нас сыпятся аплодисменты со всех сторон. Некоторые даже свистят стоя. Конечно, такое шоу устроили!
— Я урою вас троих! — Беззвучно прошептала я одними губами, что вздрогнул даже Паша.
— Дегенераты! — Удар папкой по одной голове. — Ублюдки! — Удар папкой по другой голове. — Жертвы порванного презерватива! — Удар папкой по третьей голове. — Уроды! — И снова все по кругу. — Да чтоб у вас не встало никогда!
— Я девушка, вообще-то! — Возмущается Женя, пытаясь встать с колен, но удар папкой со сценарием прямо по темечку возвращает ее в исходное положение.
— Да чтоб на тебя не встало больше никогда! Яйцеголовые! — Я вышагивала от одного к другому, заложив руки за спину, и орала уже минут двадцать. — Значит так, будущие номенанты премии Дарвина, если, не дай вам Бог, в мою сторону последуют какие-то предъявы от директрисы — я ваши жизни в ад превращу! На тебя, — удар папкой по крашенной голове Жени, — едет докладная той же директрисе о всех твоих похождениях в стенах школы с фото, аудио и видео подтверждениями. А ты, — удар по темной голове Олега, — вылетаешь из команды!