— Поговорим? — предложил учитель, подходя ко мне и протягивая руку.
— Нет! — сказала уверенно, так, чтобы невозможно было найти скрытого подтекста. — Нет. Мы не будем говорить или заниматься чем-то из того списка, что ты можешь мне предложить.
— Уверена? — Он подошел вплотную к сидящей мне. Задрав голову, посмотрела на самоуверенное лицо истинного самца.
И вдруг накатило.
Чувство всеобщего подчинения нельзя описать, его можно только почувствовать. Но вот сейчас, смотря на него снизу вверх, хотелось почему-то встать на колени и попросить наказать меня. А ещё хотелось назвать его хозяином. Вот сейчас, стоя вот так, он был невероятно прекрасен. Возможно, только в эту секунду я осознала, какой мужчина бегал за мной почти полгода.
И только поэтому я согласилась. Потому что ему сейчас нельзя отказать.
— Ладно, хорошо, уговорил, пойдём, поговорим. Но куда? — Я встала, плотно прижимая к груди дорогую сумку. И сама сумка была отнюдь дешевой.
— Через улицу отель, у меня там номер.
И я пошла. Как кролик за удавом. В его истинно удавье логово, откуда ход мне будет только вперед ногами.
В номере было… симпатично. Темно и симпатично. И богато. Интересно, с каких пор зарплата стандартного учителя русского позволяет оплатить такие номера?
— Скажи честно, — разглядывая зеркальный потолок с подсветкой, я мялась на входе, боясь проходить дальше. — Ты подрабатываешь сутенёром?
— Что? — изумился он, а потом рассмеялся, стягивая с себя черную майку. А чего это он раздевается? Всегда знала, что он латентный извращенец. Хотя все мысли буквально пулей вышибло из моей головы, когда моё внимание зацепилось за его перекатывающиеся мышцы груди и живота. Всё, меня можно выносить.
Учитель что-то втирал о том, что школа — не его основной заработок, просто то, что хотел от него отец, и он пошёл в пед как дань уважения ему. А я смотрела на то, как он расстегивает ремень. И вдруг желание принять в этом участие затопило с головой.
Злосчастная сумка полетела вниз, глухо ударившись о пол, а я в два шага преодолела разделяющее нас расстояние и накрыла его руки своей, другой обвивая шею и подтягиваясь для поцелуя. Но до губ мне было слишком высоко, так что я просто зажала зубами кусочек его молочной кожи на шее и чуть втянула его, лаская языком.
Мужчина шумно выдохнул и, кажется, только сейчас осознал, что вообще происходит.
— Мы, вообще-то, поговорить хотели.
— Потом, — хрипло прошептала я, сама расстегивая его ремень и до колен спуская штаны. — Всё потом.
Момент накрыл меня с головой.
Такое я чувствовала только однажды, когда на одном из приемов меня зажал на тёмном балконе один из детишек отцовских партнеров. Губам тогда не досталось ни поцелуя, зато шея и грудь просто изобиловали этим. Тогда нас прервал кто-то из старших, но этот ком между ног я не забуду никогда.
И вот сейчас этот узел снова завязывался и тянул вниз, и причиной тому был злосчастный учитель, который испортил мне всю жизнь, но вместе с тем повернул меня лицом к моему выбору, а не тому пути, что выбрал для меня отец. И мне было важно сказать ему спасибо за это.
Это была просто дань уважения. Чистая страсть, присущая лишь животным. Ни о какой любви с моей стороны и речи не шло. Но было до дикости приятно, когда Саша таки взял себя в руки, а меня своими мощными ладонями под задницу, поднимая над полом и заставляя обнять ногами его торс.
Было до жути неудобно, и мне постоянно казалось, что он меня уронит, поэтому неосознанно тянула ноги вниз, чтобы слезть. Но эту попытку пресекли, усаживая меня на тумбу, предварительно спихивая с нее всё, что не было прикручено.
Учитель не переставая таранил мой рот языком, и я отвечала ему таким же напором, кусая его губы и язык, периодически зажимая их зубами и проводя по ним языком.
— Ты, Громова, вообще тупая, меры нет, — просто сказал он, перенося меня на кровать и кидая на неё, вышибая воздух из лёгких и нависая надо мной.
— Сам тупой, мудак! — огрызнулась я, толкая его на спину и запрыгивая сверху, в ходе чего случайно отдавила ему коленом руку и ударила локтем в бок. Но это же такие мелочи, когда сидишь на такой охуетительной груди, ласкаешь её пальчиком с длинным зелёным ноготком, проводишь по соску языком и слышишь ответный стон в ответ. — М-м, малыш, а я и не догадывалась, что ты такой чувствительный.
— Сука, — выругался учитель, пытаясь пошевелиться, но я прочно угнездилась на нем, цепляясь коготками за плечи и ёрзая задницей по вставшему колом члену. Какой же это нереальный кайф. Он — кайф, ситуация — кайф, адреналин в крови — кайф. — А я и не знал, Громова, что ты такая борзая.
Я неприятно поморщилась и сильнее сжала бедра, буквально вдавливаясь в его стояк, от чего парень закинул голову и застонал.
— Не называй меня по фамилии. Она больше не моя. И она ужасна.
— А как же мне тебя называть? — хрипло спросил учитель, сминая руками красное покрывало и пустыми глазами смотря на меня.
— По имени. Оно тоже ужасно заёбистое, но гораздо лучше фамилии.
А потом я сползла ниже и спустила трусы, выпуская радостно качнувшийся член. Учитель застонал.
Боже, какой же он чувствительный! Просто ужасно! Или удачно. Тут как посмотреть.
Даже член у него был идеальным: не длинным, что достают до глотки, но и не короткий, сантиментов шестнадцать-девятнадцать. Плотный и упругий с мягкой кожей и приятный на ощупь.
Идеальный.
Чуть сжала у основания и провела вверх-вниз. Учителя просто выгнуло дугой. Мне нравится трогать его.
Ебическая бого-мышь! А что будет, когда я его в рот возьму?
Эта мысль потрясла до глубины души. Я просто вдруг поняла, что хочу его облизать. Слизать капельку смазки, выступившую на оголенной головке, провести по бешено стучащей венке по стволу вниз.
Это всё была интересная и познавательная игра. До жути будоражащая игра.
И я поддалась своим порывам, хватая в плотное кольцо губ головку и втягивая глубже.
У учителя, кажется, остановилось сердце, потому что, пока я руками изучала его достоинство, он чуть тихо постанывал и двигал в такт бедрами, а когда я провела языком по головке, он просто замер. Не шевелился. Отключился.
— Эй, Сашенька, ты там не сдох? — с издевкой произнесла я, выпрямляясь и переплетая короткие волосы в хвост.
— Сдох, — честно признался он, поднимаясь на локтях. — Громова, что это сейчас было? — И его оглушила звонкая пощёчина.
— Я, кажется, предупреждала, чтобы ты так не называл меня!
Всё, что сейчас происходило — было правильным до корки черепа. Сейчас я была сверху, я руководила, я была хозяйкой. А он мой маленький раб.
Раб, который так преданно заглядывает мне в глаза, ища моего одобрения.
Всё было крайне органично.
Никогда не интересовалась БДСМ-ом, но вот сейчас, вдруг, почему-то захотелось приковать учителя к кровати, а на его чудную шейку натянуть ошейник. Эта мысль заставила ещё сильнее потянуть низ живота. Ужасно приятное чувство. Просто непередаваемое.
— Громова… Бята… Любимая! — выдохнул он, выгибаясь дугой и кончая мне в руку, когда я сильно сжала член за это его «Громова».
— Очень мило, — сжала губы я, вытирая руку о простынь и слезая с его колен, усаживаясь в по-турецки рядом, сверля его всё ещё выгнутую дугой тушку злобным взглядом. — А вот теперь я искренне надеюсь, что ты сдох.
— Прости, — облизнул он губы, наконец-то расслабляясь и поворачиваясь на бок, заглядывая мне в глаза.
— Да чё те сказать, да, — закатила я глаза. — «Прости» — передразнила его, смешно корча рожу. — Что с тебя ещё взять. Не знала правда, что за таким альтер-эго-мачо-мэна скрывается такой зажатый скорострел. Это забавно.
— Ты меня врасплох застала! — заорал он, подскакивая на месте, вызвав у меня взрыв хохота.
— Ути-пути, какой злой и грозный! — И захохотала ещё сильнее, хватаясь за живот. — Подумал бы обо мне, хулимёт. — И согнулась пополам, чтобы уйти от кинутой в меня подушку.