— Так вот Люда знает и Золотарева, и его супругу лучше меня. Вместе при штабе служили, подругами были. Она мне при нашей встрече многое рассказала из дальнейшей жизни замполита. Людмила, кстати, моему приезду очень обрадовалась. Вспомнилась молодость. Так вот, наш карьерист отправился учиться в академию, подальше с глаз, да вот напасть — вскоре весь состав «любовного треугольника» последовал за ним. Генерал пошел на повышение в должности, а пассия за ним, как нитка за иголкой. Естественно, по окончанию учебы места в Москве нашему «дикорастущему» майору не нашлось. И его сослали в то место, куда семья следом ехать не обязана — в Афганистан. Хотел бы я знать, куда высокопоставленный любовник отправит Золотаря после командировки на эту войну. Может, развяжет новую военную кампанию в Европе? — закончил свое повествование Чухвастов.
— Теперь мне понятно, почему он так много пьет и всех на этом свете ненавидит, — ухмыльнулся я. — Это он остатки совести заливает водкой. Заспиртовывает, чтоб наружу не вырывалась.
В этот момент к нам подбежал лейтенант-сапер и доложил:
— Товарищ капитан! Готово. Соседний дом напичкан тротилом, можно подрывать!
— Раз можно, значит, подрывай! Правильно, Володя? — переспросил у ротного Василий, уточняя приказ.
— Согласен. Давно пора, что-то подорвать в этом гадюжнике! Сапер! Убери бойцов в укрытие, проконтролируй и крути динамо-машину! — распорядился Сбитнев и предложил:
— Можно еще сфотографироваться на фоне взрывов. У меня в фотоаппарате осталось три кадра.
— Конечно! Пошли, запечатлимся на фоне разрушений! — восторженно поддержал я эту идею.
— Нашего замполита хлебом не корми, только дай сфотографироваться среди разрушений и пожарищ. Придаст себе героический вид и на съемки. То на развалинах, то с душманами в обнимку, то с пулеметом в руках, — бормотал Сбитнев.
— Сам, гад, предложил, а меня тут же и высмеял! Чей фотоаппарат? Твой! Чья идея? Твоя! А я у тебя главный любитель батальонных снимков! Поставь на место вставную челюсть, закрой рот и убери ехидную улыбку! Пошли фоткаться.
— Постараюсь, чтобы твое наглое рыло в кадр не попало! — пообещал мне Володя.
— А я в центре встану с тобой, дружески обнявшись!
Наша компания, разместилась напротив подрываемого жилища. Ротный отдал фотоаппарат Свекольникову и скомандовал саперам: «Огонь!» Все приняли воинственные позы. Взрыв! Бах! Бух! То, что называлось домом, взметнулось в воздух десятками тонн глины и земли. В следующее мгновение после сделанных снимков мы невольно оглянулись. Взрыв поднялся метров на тридцать огромным фонтаном. Адская сила втянула в себя стены и грунт. Затем эти обломки устремились вниз с бешеной скоростью.
— Бежим! Скорее в укрытие! — заорал Сбитнев, и бойцы дружно сиганули: кто за дувал, кто упал в арык.
Большие комья глины забарабанили вокруг по земле, словно метеоритный дождь. А потом повисла плотная завеса оседающей пыли и песка.
— У-ф-ф! Больше никаких съемок! — приказал, отряхиваясь, Чухвастов. — С меня хватит! Я думал, что вот этот комок мне голову размозжит!
Капитан пнул ногой только что рухнувший рядом большой комок глины, спрессованный и высушенный многими десятилетиями, бывший минутой назад частью монолитной стены.
— Свекольников! Аппарат цел? — поинтересовался, выплевывая землю изо рта, Сбитнев.
— Цел! Первый кадр получился очень хороший! — успокоил солдат.
— Чем же он так хорош? — удивился я.
— А вы командиру роты рожки над головой поставили, а он — вам! И оба широко улыбаетесь, — ответил Свекольников.
— Вот замполит, зараза! Одни гадости от него! Рога командиру запланировал! А я думал, чего это он обниматься лезет! Скотина! — криво улыбнулся Вовка.
— Око за око! У нас с тобой мысли одинаково коварные, — засмеялся я.
Следующим утром, пробуждение пришло с первыми лучами солнца. Сбитнев растолкал меня и сердито произнес:
— Никифор! Собирайся в путь-дорогу! Как ты меня утомил со своими документами! То характеристики на тебя пиши, то представления, то аттестацию. Теперь фотографироваться вызывают! Фотомодель ты наша!
— Куда? На КП батальона? — зевнул я широко.
— Ага! Специально для тебя корреспондент в «зеленку» приедет, башкой рисковать! Делать ему больше нечего!
— Командир полка приказал взять тебе две «коробочки» (БМП), и отправиться в штаб дивизии. Там тебя ждут к обеду. Нужна фотография на документы в общевойсковом кителе, в форме старшего лейтенанта. Смотри на карту: тут мы сидим, вот сухое русло реки, вот штаб дивизии, здесь штабная застава второго батальона. Проедешь мимо нее, выберешься на грунтовку, доедешь до автопарка саперов. Там оставишь технику и солдат. Бежишь в политотдел, позируешь и обратно к нам. Не опаздывай! Тебя ждут к двенадцати ноль-ноль! Севастьянов лично распорядился. Так и быть, дам две машины и в придачу Зибоева с пулеметом.
— За пулемет — отдельное спасибо! — ответил я, громко зевая и потягиваясь в спальнике. — Эх, кто бы меня в машину прямо в мешке отнес! Поднял в такую рань! В пять утра! А что еще раньше нельзя было разбудить и сообщить об этом!
— Можно было, полчаса назад, как только меня оповестили и повоспитывали. Командир полка минут десять нотацию читал на мое робкое возражение о множестве других задач. На одно слово — десять матов! Придумали, гады! Две БМП забрать! Третью часть роты!
— Ни треть, а четверть роты! Ты думаешь, я горю желанием по «зеленке» кататься, и вдоль кишлаков на броне дефилировать двумя прекрасными мишенями? — вздохнул я, мысленно содрогаясь от предстоящих острых ощущений.
— Вот-вот! Начальство только и дефилирует на этой войне. Особенно чертовы политические руководители. Наверное, думают, что тут курорт! Взять и приехать к двенадцати ноль-ноль. Козлы! — продолжал браниться ротный. — Ну, поспешай, Ник, собирайся. Позавтракаете в пути. Гони по руслу на всех парах! Если «духи» бахнут из гранатомета, может, промажут и не попадут в быстро движущуюся цель. Счастливо доехать и вернуться! Стреляй во все, что шевелится, не раздумывая!
Две машины, одна за другой, покатили по вражеской земле. На башне первой сидел я и Гурбон Якубов. Второй машиной командовал Муталибов. Там же лежал Зибоев в обнимку с ПК и перекатывался с боку на бок в такт движению БМП по ухабам. Две частички Родины, два островка во враждебном окружении. Так нам тогда казалось.
В небе пролетели параллельно нашему курсу четыре вертолета, летчики видимо, вглядывались в нас, как в потенциальные мишени. Я приветливо помахал им рукой. А им хоть маши, хоть не маши, если что-нибудь взбредет в голову, то и бабахнут по тебе. Не в первый раз. Потом скажут — промахнулись, видели рядом «духов» или приняли за противника.
Песок и пыль, поднимаемые гусеницами машин, создавали длинный шлейф позади нашей колонны. Треск моторов был слышен на многие километры вокруг. Обнаружить нас было легче легкого.
Механик последний машины вдруг резко сократил дистанцию и в непроглядной пыли, потеряв дорогу, съехал чуть в сторону с твердой накатанной колеи.
— Стоп, машина! Вовка, сдавай назад, зацепим тросом и вытянем Рахмонова, — распорядился я.
Другая машина начала объезжать застрявшую и тоже увязла левой гусеницей в зыбучем песке
— Черт! Бл…! Вы что, совсем охренели! Это называется лучшие водители роты! Обе машины посадили! Зибоев прыгай с брони и замаскируйся с пулеметом в камнях. Пушки влево на кишлак! Операторы, наблюдать! — заорал я солдатам.
Бойцы сняли бревна, привязанные сзади на машинах, и принялись собирать камни, ветки, подкладывая их под гусеницы. Затем в ход пошли лопаты. Работы — непочатый край! Машины накренились в разные стороны и плотно сели на брюхо.
Солнце взошло в зенит и принялось нещадно припекать. Это не самая большая беда, которая может приключиться. Лишь бы из безоткатного орудия или гранатомета не бахнули из-за дувалов. Расстояние до них всего метров двести. Вдруг из зарослей появилась группа вооруженных аборигенов и направилась к нам, размахивая руками и что-то гортанно выкрикивая.