Да, еще одно! Под столиком лежит абака. То есть счеты. Небольшие, с костяшками из светлого и темного янтаря. Тоже не бог весть какая ценность, но и не копеечная безделица. Впрочем, несессер на ее фоне – настоящее сокровище.
Все. Если бы не ощущение еще чего-то недопонятого, недоосознанного, то было бы уж точно все. Но глазеть дальше смысла не было, и я сделала полшага назад.
– Врач в поезде есть? – спросил Иван Порфирьевич.
– Никак нет, – уверенно ответил проводник, но покосился на начальство, мол, не влез ли поперед батьки. Начальство махнуло рукой и подтвердило:
– Нету докторов. Среди пассажиров тоже.
– Придется смерть подтверждать мне. Вы входили?
– Как можно? Я хоть и перепугался, но сообразил, что входить будет самым последним делом.
– Тогда дайте мне полотенце. Можно несвежее, мне под ноги постелить, чтобы, не дай бог, не затоптать что-то.
Полотенце объявилось в мгновение ока и было постелено на пол. Господин товарищ прокурора аккуратно шагнул на него. Склонился к покойному, коснулся пальцами руки, затем шеи.
– Прошло часа два, не меньше, – сказал он нам, не оборачиваясь. – Но вполне возможно, что больше.
Иван Порфирьевич присел на корточки, чтобы тоже, как и я за минуту до него, глянуть на орудие убийства снизу. Покачал головой, перевел взгляд на абаку, но трогать не стал. Поднялся, достал из кармана карандаш с серебряным колпачком, приоткрыл этим карандашом папку. Было ли в ней что-то или нет, видно мне не было, но Иван Порфирьевич вновь покачал головой, и я поняла – пусто. Тем же карандашом он откинул крышку футляра, заглянул внутрь и в третий уж раз покачал головой. Несессер его мало заинтересовал, а может, ему хватило простого взгляда, чтобы его оценить.
Поезд чуть качнуло, звякнула ложечка в стакане, чуть качнулась на столе лампа под зеленым абажуром.
Прокурор в роли сыщика повернулся в сторону двери. Похлопал руками по карманам костюма покойного и в этот раз вместо покачивания головой удовлетворенно хмыкнул. Бросив беглый взгляд на полку с чемоданами, господин Еренев шагнул в коридор.
– Мертв? – даже с какой-то надеждой в голосе спросил проводник.
– Мертв.
– Беда-то какая! Что ж делать-то?
– Закрыть дверь, поставить кого присматривать со стороны. Кому по службе знать о том не положено, пусть и не знают. По прибытии состава на станцию сообщить дорожной жандармерии, при отсутствии оной телеграфировать далее по маршруту следования. Да что я вам про это говорю? Вы ж и сами должны знать.
– Так точно, должны. Есть такая инструкция. Подрастерялись мы малость, вы уж простите.
– Да прощения тут просить не за что, любой может растеряться. Не частое ведь дело?
– Сколько лет при поездах – этакое впервой.
– Вот видите. А что меня позвали, так это правильно. И моя прямая обязанность была сюда прийти. Вы уж дальше сами. Станем нужны – зовите. Станция скоро?
– Чулым через час с четвертью.
5
Мы, как-то не сговариваясь, зашли на обратном пути вымыть руки и вернулись к нашему остывшему чаю и пирожкам. Дедушка был хмур, Иван Порфирьевич пребывал в глубокой задумчивости. Оба машинально взяли в руки по пирожку и принялись их есть, одновременно поднося ко рту и откусывая. Получилось комично. Это чуть отвлекло меня от печальных раздумий, заставило внутренне встряхнуться.
Так мы сидели молча и ели пироги, запивая их холодным чаем. Удивительно, но я не смогла вспомнить, в какой момент сама взяла в руки пирожок.
– Ну и что вы об этом думаете? – спросил Иван Порфирьевич.
– Не нравится мне это. Уж начинает казаться, что смерти к нам сами тянутся, – рассерженно сказал дед.
– Афанасий Николаевич, уж простите, но тут вы не правы. Ежели бы не мое присутствие, так об этой смерти вы бы узнали, как и все другие. Этакое шило… – тут он задумался и еще раз покачал головой в некотором недоумении. – Так вот, шило в мешке не утаишь, так что все в поезде про это страшное преступление узнали бы. Поохали, поахали да и забыли бы. И вы также. Кабы не случился здесь я. Но у меня должность такая, и тут уж ничего не поделаешь.
– Вы ведь не про это спрашивали, Иван Порфирьевич? – сказала я.
– Ну да, не про это. Событие для железной дороги не частое, но и такие порой происходят. А я спрашивал о том, что вы думаете о причинах столь трагического происшествия. Впрочем, если такие разговоры вам неприятны…