Они ничего не собирались предпринимать, потому что до смерти боялись Рыжего Эдди.
Эдди же это расстраивало. Он даже пытался наладить добрососедские отношения, пригласив как-то воскресным утром всю округу на луау.[24]
Естественно, обернулось все это полнейшим фиаско.
Одним из первых на борт «Титаника» Эдди пригласил Буна.
— Ты должен прийти, — уверял он его по телефону, объяснив предварительно свой замысел, — мне нужна моральная поддержка. И притащи всю свою охану.[25]
Под оханой он, конечно, имел в виду членов команды.
Бун воспринял это предложение, мягко говоря, без особой радости. Как не нужен флюгер, чтобы понять, что дует ветер, так не нужно было быть Савонаролой, чтобы предсказать, чем закончится эта милая воскресная вечеринка. Ну да в компании страдать сподручнее, так что следующим же утром на встрече конвоиров зари Бун оповестил всех о предложении Эдди и был крайне удивлен тем, что друзья в общем-то не разделяли его пессимизма.
— Вы что, издеваетесь? — не поверил своим ушам Бун.
— Да я такой цирк ни за что на свете не пропущу, — ответил Джонни Банзай.
Да, цирк — это самое меткое определение.
Танцовщицы хулы были прекрасны, музыканты с укулеле, исполняющие смесь рэгги с сёрферской музыкой, занятны (несмотря на то что не все понимали, в чем тут суть), борцы сумо… ну, в общем, борцы сумо были борцами сумо. Прибой, последним записавшийся на конкурс, взял бронзу, пока Живчик вслух удивлялся жирным мужикам в памперсах, на людях стукающимся животами в песочнице.
Пока все идет неплохо, думал Бун. Могло быть и хуже.
Возможно, что-то пошло не так, когда Эдди — сияющий от добрососедской атмосферы и принятой смеси экстази, марихуаны, викодина и колы с ромом — прошелся по горячим углям, демонстрируя свои способности к медитации, и заставил некоторых из гостей разделить его трансцендентальный опыт.
После того как врач «скорой помощи» удалился обратно в больницу, Эдди решил, что оставшиеся в живых гости должны лечь рядком между двумя перилами, и пролетел над ними на горном велосипеде, после чего выпустил своего психованного ротвейлера Дэймера и начал с ним бороться. Парочка каталась по всему двору, расшвыривая вокруг клочья шерсти, волосы, куски плоти, кровь и слюну, пока Эдди наконец не схватил пса голыми руками за горло и не заставил молить о пощаде.
Когда гости разразились кто жидкими, кто потрясенными аплодисментами, Эдди — запыхавшийся, в поту и крови, но окрыленный победой — прошептал Буну на ухо:
— Господи, как же тяжело развлекать этих хаоле.[26] Так и надорваться недолго.
— Даже не знаю, — ответил Бун. — Наверное, некоторым людям просто не дано оценить такой великолепный бой между собакой и человеком.
Эдди пожал плечами, наклонился и почесал Дэймеру грудь. Окровавленный пес, не находящий себе места из-за позорного проигрыша, смотрел на Эдди с беззаветным обожанием.
— Как думаешь, что теперь-то делать? — поинтересовался Эдди.
— Может, успокоиться немного? — предложила Санни. — Дайте людям время, пусть просто тихо и мирно поедят. Тем более еда тут просто великолепная.
Ты все равно лучше, подумал Бун, глядя на Санни в длинном цветастом саронге, с цветком в золотистых волосах и капелькой соуса над верхней губой.
— Да, я уж постарался, — кивнул Эдди.
Это точно, мысленно согласился Бун. Вокруг красовались горы пои,[27] огромные тарелки со свежими гавайскими кушаньями оно и опа, вяленой свининой, рисом с чили и жареной на гриле тушенкой, и даже пара поросят, для которых на лужайке за домом поставили жаровни, выкопав под них экскаватором ямы.
— Наверное, можно уже звать татуировщика, — решил Эдди.
— Не стоит, — мягко посоветовала Санни.
— Ну, тогда, может, пожирателя огня?
— Точно, — откликнулся Бун, на что Санни в ответ удивленно приподняла брови. — Что? Все любят огнеглотателей!
Может, и не все. Может, для публики из Ла-Хойи это было чересчур. Они-то привыкли развлекаться, слушая в музеях камерные оркестры, попивая коктейли, пока пианисты наигрывают песенки Коула Портера, и следя за указочкой своих инвестиционных управляющих, демонстрирующих непрестанно ползущие вверх показатели графиков.
Жители Ла-Хойи уставились на глотателя огня — на котором, кроме набедренной повязки да татуировок по самую шею, ничего не было, — а тот все глотал да глотал пылающие факелы, да с такой удалью, что ему могли позавидовать самые опытные из порноактрис. Зрители же лишь робко надеялись, что Эдди не додумается вновь позвать добровольцев из публики. Иногда они бросали затравленные взгляды на ворота, так и манившие их свободой и безопасностью, но никто не хотел уходить первым и привлекать к себе внимание Эдди.
24
25
26