Уничтожив все эти деликатесы, Шестипалый вытер рот и вздохнул:
— Пойду за добавкой.
— Давай-давай, — подбадривал его Бун. — Это же твой день рождения.
— Последний, — цинично добавил Джонни, наблюдая, как Шестипалый несет тарелку обратно к шведскому столу, словно послушный винтик в конвейере.
— Как думаете, сколько чужих волос он съел? — поинтересовался Дэйв.
— Лобковых или с головы? — уточнил Джонни.
— Проехали, — отмахнулся Дэйв.
Шестипалый вернулся к столику с тарелкой, полной еды, которая ужаснула бы самого изощренного римского гурмана.
— Слава богу, я туда еще раз подошел, — поделился он, — они там как раз свежий сыр принесли.
Бун взглянул на пресловутый «свежий сыр». Он был со слезой.
— Мне что-то нехорошо, пойду на улицу, — выдавил он.
Но Бун не бросил друзей и продолжал наблюдать за Шестипалым со смешанным чувством ужаса и восторга. Парнишка, казалось, даже забывал дышать; он, как робот, все забрасывал и забрасывал пищу в рот, не отрывая от еды глаз. Слепая преданность Шестипалого бесплатной еде и голым женщинам казалась исполненной почти религиозного экстаза и даже умиляла.
— Может, приватный танец для него заказать? — предложил Дэйв.
— Его это и прикончить может, — усомнился Прибой.
— Быстрая смерть, — прокомментировал Джонни.
Но девочки — каждая из которых за двадцать баксов с радостью потерлась бы задом о причиндалы Адольфа Эйхмана[35] — не решились танцевать для Шестипалого.
— Его сейчас вырвет, — с отвращением сказала Тони.
— Вырвет? — подхватила Хитер. — Да его сейчас разорвет!
— А вы в курсе, что таким людям посвящен целый журнал? — встрял Дэйв. — Ну, тем, кто блюет, выражая свою любовь? Как же это называется…
— Это называется психическое заболевание, — ответил Бун.
— Фетиш, — поправил Джонни. — И что из этого, Дэйв? Заткнулся бы уже.
— Меня не вырвет, — пробормотал Шестипалый со ртом, битком набитым пастой карбонара.
— Что-что? — не расслышал Джонни.
— Он говорит, его не вырвет, — перевел Бун.
— Да конечно, — не поверил какой-то парень за соседним столиком.
— Точно, не вырвет, — сразу встал на сторону Шестипалого Прибой.
— Ну, начинается, — еле слышно простонал Бун.
— О да, — поддакнул Дэйв. — Начинается.
Через десять минут конвоиры зари (за исключением Санни, которая категорически отказалась участвовать в празднике и просто подарила Шестипалому торт-мороженое) уже выложили на стол пятьсот с лишним долларов, утверждая, что именинник сможет съесть еще одну тарелку еды и довольно долго удерживать ее внутри — после бесконечных переговоров стороны сошлись на сорока пяти минутах. Некоторые участники пари вообще обошли этот вопрос стороной и сосредоточили свое внимание на очередности: что выйдет в первую очередь — креветки, паста или сыр.
— Я поставил пятьдесят на сыр, — поделился Джонни с Буном, пока Шестипалый наполнял очередную тарелку.
— Да ты же семьдесят пять поставил на то, что его вообще не вырвет, — удивился Бун.
— Ну, я пытаюсь часть из этих семидесяти пяти отыграть, — сказал Джонни.
— То есть ты считаешь, его все-таки вывернет?
— А ты нет? — удивился Джонни.
Ну, честно говоря, Бун тоже так думал, но надо же было поддержать именинника.
Весь следующий час в стрип-клубе творилось невероятное. Абсолютно все — возбужденные мужики, импотенты-дегенераты, моряки, солдаты, бармены, официантки, вышибалы, стриптизерши — все бросили свои дела и смотрели, как сёрфер двадцати одного года от роду пытается удержать в себе содержимое набитого пищей желудка. Даже Дэн Сильвер отвлекся от пересчета денег в офисе и вышел в клуб.
Бун смотрел на Шестипалого. Лицо друга приобрело зеленоватый оттенок, на лбу выступил пот. Он заерзал на стуле, наклонился вниз и дотронулся до пальцев ног. Шестипалый принялся глубоко дышать — по совету Джонни, который уже дважды сопровождал свою жену в роддом — и стал похож на запыхавшегося пса. Вдруг из его рта вырвалась громоподобная отрыжка.
— Не блюй, не блюй, не блюй, — быстро шептал Прибой, пока официальные судьи пристально изучали поверхность майки Шестипалого, на которой красовалась надпись «Джерри Гарсия[36] — Господь Бог».
Но Шестипалый справился.
Последние секунды толпа скандировала вслух. Это был настоящий триумф, похлеще торжественных парадов. Кто-то выкрикивал цифры, как на Таймс-сквер в миг наступления Нового года, кто-то просто орал: «Шестипалый! Шестипалый! Шестипалый!»
35
36