Сан-Диего — город военно-морского флота.
В 1915 году добропорядочные отцы города изгнали из Гэслэмпа всех шлюх, но вскоре пришлось зазывать их обратно — моряки отказывались заходить в порт Сан-Диего, потому что в городе не осталось ни одного борделя. А это грозило всеобщим разорением.
И разве не символично, что главная улица делового района — Бродвей — выходит прямо к причалу?
Здесь же, на Бродвее, только несколькими кварталами восточнее, расположилось здание суда.
Петра вела машину. Бун сидел рядом с ней, на пассажирском сиденье, а Тэмми устроилась сзади. Зарулив на стоянку близ офисного здания, в котором она работала, Петра припарковалась на отведенном лично ей месте.
В кремовой блузке и черной юбке, приобретенных Петрой в секции женской одежды универмага «Нордстром», Тэмми выглядела потрясающе. Хотя, если задуматься, в этом не было ничего удивительного. Гораздо больше Петру поражал внешний вид Буна.
Она бы не рискнула держать пари, что в его гардеробе найдется хотя бы спортивный пиджак, не говоря уже об отлично сшитом черном костюме с белоснежной рубашкой и галстуком спокойного синего цвета.
— Ого, — изумилась она. — Кто бы мог подумать…
— У меня два костюма, — сообщил Бун. — Летний для свадеб и похорон и зимний для свадеб и похорон. Это зимний костюм для свадеб и похорон, который по совместительству проходит у меня как судебный.
— А ты что, часто бываешь на судебных заседаниях? — еще сильнее удивилась Петра.
— Нет, — ответил Бун. Да и на свадьбах редко. Как и, слава богам, на похоронах, добавил он про себя.
Выбравшись с парковки, они прошли еще два квартала до небольшого здания суда, выстроенного в стиле модерн. Зал на третьем этаже был выкрашен казенной голубой краской, очевидно призванной успокаивать нервы присутствующих — безуспешно, надо отметить. Вплотную придвинутые один к другому, стояли два стола для судейских. Рядом с местами для жюри возвышалась свидетельская трибуна.
Зрительный зал мог вместить всего человек двадцать, но в это утро почти пустовал. Дело о невыплате страховки не относится к числу тех, что притягивают публику как магнитом. На слушания явилось несколько постоянных посетителей — своего рода судебные наркоманы (в основном пенсионеры), просто не знающие, чем заполнить свою бессодержательную жизнь. Не ожидая от заседания ничего интересного, они заранее умирали от скуки. В переднем ряду сидел представитель страховой компании, старательно делавший пометки в блокноте.
Присутствовали и Джонни с Харрингтоном.
Обоих раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, они злились, что не удалось найти судью, который разрешил бы забрать для допроса Тэмми прежде, чем та даст показания по гражданскому иску. Им не терпелось обсудить с ней убийство Анджелы Харт, но, с другой стороны, она собиралась надрать задницу Дэнни Сильверу, а это грело им душу. Пусть увязнет поглубже во всем этом дерьме, рассуждали они, и на всей земле не останется места, где она будет чувствовать себя в безопасности. За исключением полицейского участка.
Петра устроилась за столом защиты.
А ведь и не скажешь, что она уже сутки не спала и чуть не замерзла до смерти, думал Бун, пробираясь в задний ряд. Выглядит на все сто — свежая и сосредоточенная, в элегантном сером костюме, со строгим пучком и неброским макияжем.
Настоящий профессионал.
Неприступный и спокойный.
Петра повернулась и одарила Буна улыбкой — едва заметной, как ее косметика. Затем перевела взгляд на Алана Бёрка, как раз представлявшего суду Тэмми Роддик.
Тэмми тоже смотрелась неплохо. Не скрывала, что работала стриптизершей, так что суд принял на веру ее показания о романе с Дэном Сильвером. При этом выглядела она достаточно респектабельно, чтобы никто не усомнился в ее словах. Тэмми не стала густо красить ресницы и веки, но и без чрезмерного макияжа ее изумрудные глаза притягивали все взоры. Кроме того, она держалась с достоинством.
Уверенная в себе, как танк.
Алан Бёрк всегда был франтом — светлые волосы зачесаны назад, как у Пэта Райли, кожа от занятий сёрфингом загорелая, но не иссушенная — он явно не скупился на лосьоны и кремы. Алан, возможно, был последним на Западе человеком, которому шли двубортные пиджаки. Сегодня он нарядился в темно-синий костюм от Армани, белую рубашку и канареечно-желтый галстук.
И он улыбался.
Алан улыбался всегда, даже когда дела шли из рук вон плохо. Но особенно лучезарно его улыбка сияла в те минуты, когда он сокрушал свидетелей вражеской стороны. Впрочем, на сей раз перед ним стоял полезный свидетель, намеренный сделать за него всю работу по уничтожению противника.