— Полковник считает меня советским шпионом. — Львовский довольно улыбался.
— А кто ты, Алекс? Здоровый экс-советский мужчина тридцати пяти лет, работающий преподавателем в американской военной школе, не может не быть шпионом. Ты шпион — Алекс. Но это нормально. Я думаю, у Алекса чин капитана… А у тебя, Париж, Франция?
Я решил, что следует рассмеяться. И рассмеялся.
— Майор.
— Полковник не шутит, — сказал Львовский. — У него, однако, есть своя теория по этому поводу. Он считает, что военные давно бы договорились между собой, если бы не «ебаные политиканы»… Позвольте, полковник, я посвящу нашего друга в основы?
Сюзи принесла пиво. Стала выливать его, наклонив бокал, из бутылки в бокал. Полковник вырвал у нее бутылку.
— Будь ты проще, Сюзи! Что за церемонии… Валяй, Алекс, объясняй…
— Полковник считает, что военным Соединенных Штатов и России следует договориться и эксплуатировать планету разумно. Прагматически. В любом случае две суперстраны доминируют над современным миром. Но гражданские власти, считает полковник, всегда оперируют полумерами, и именно в этом состоит слабость белой цивилизации. Вместо того чтобы довести колонизацию планеты до логического конца — подавить все другие типы цивилизаций, «ебаные политиканы» везде оставили корни местных традиций. И эти невыкорчеванные до конца корни, считает полковник, погубят в конце концов белую цивилизацию. В качестве самого опасного примера он приводит Иран. Единственное спасение — союз между сильными белыми людьми в униформах.
— Союз между general Джонсон и general Соколоф, — сказал полковник, оторвавшись от бутылки «Heineken». — Только так. И железной рукой — всех хуесосов к земле. У двух наших народов больше общего, нежели разногласий.
— А что с европейцами? — поинтересовался я.
— Не доверять проституткам. Две последние войны — их вина. Поставить Европу под управление объединенного советско-американского военного командования. Как оккупированные территории. Никаких национальных правительств. Постепенное интегрирование…
— А Африка?
— Будут существовать, как в девятнадцатом веке. Отозвать всю экономическую помощь, всю медицинскую помощь и снизить рождаемость. Тоже самое проделать с Азией и Латинской Америкой. Ирану — ультиматум. Сорок восемь часов на размышление… То же самое с Ливаном…
В дальней части ресторана открыли окно, и стал слышен шум океана, крики чаек, рокот отходящего или подходящего к Fishersmen's-пристани бота. Полковник встал.
— Леди прибыла. То есть моя супруга. До следующей встречи, шпионы… Передайте мои предложения по инстанции кому надо. — Чуть прихрамывая, большой полковник ушел от нас по направлению к открытому окну. Сюзи усаживала там высокую седую женщину.
— А, каково, господин Лимонов… Видите, какие оригиналы встречаются в рядах United States Army… Он не шутит. Все это серьезно. За исключением того, разумеется, что он не верит в мое или ваше шпионство. Пусть он всего лишь старый полковник, дослуживающий военную карьеру в мягком климате на административной должности начальника школы переводчиков, однако сама тенденция существует в американской армии. — Львовский поправил очки и вдруг вздохнул: — Ох, что бы ни было, лишь бы не было всегда, как сейчас! Лишь бы что-нибудь изменилось…
Я был с ним согласен.
— Да. Хорошо бы все разлетелось к такой-то матери. Как вы думаете, многие еще желают, как мы с вами, чтобы мир подвергся брожению?
— Не знаю, — сказал Львовский задумчиво. — Наверное, многие. Но что мне до них? Меня мои личные проблемы дергают. Я вот money собираю, чтобы свалить отсюда. Хочу уехать в Нью-Йорк, найти издателя для книги. А вы-то что, между прочим, дергаетесь? У вас все ОК, вы скоро не будете желать, чтобы мир изменился, будете желать, чтобы он застыл. Вы уже писатель, автор известной книги, выпустите еще пару книг и поймете, что мир уже ваш…
— Хэй, — сказал я, — что это вы меня таким несложным представляете. Писателем хорошо, конечно, жить, но я бы себе и другую судьбу хотел. Мне бы, может, интереснее ощущение разведки испытать, двух моих пленных привести…
— Романтизм в вас еще играет. Хотите, поменяемся судьбами?
— Поменяем лучше местоположение, пойдемте отсюда, а? Видите, солнце уже из одних окон в другие переместилось, а мы все сидим…
Мы покинули ресторан «Желтая Подлодка».
— А я, между прочим, книгу написал, сильнее вашей, — сказал мне Львовский, когда мы прощались у барака, замешанного в историю отказа испанцев от Калифорнии. Львовский взглянул на меня иронически и заносчиво.