- Выбрали? Начнем с тебя, beautiful? - Она ловко отерла меня бедром. Всего лишь одним точным движением.
Если бы я оказался в Монтерее один, без Джули Свэнсон, я бы завел роман с официанткой "Yellow Submarin". Мне нравятся простые блядовитые женщины не меньше, чем я им. Между прочим, они вовсе не легкая добыча. Заслужить их доверие и уважение тяжело. Они ищут в этой жизни "мужчину", а мужчина, в их понятии, - это и умение дать по морде другому мужчине, когда ситуация этого требует, и определенная авторитарность, потому что наглые и сильные девки и бабы эти все же знают, что они - слабый пол, и желают, чтобы их твердой рукой удерживали от искушений. Я поднял глаза и посмотрел в ее светлые глаза. Произошел контакт без уклонения.
- Акулий стэйк, please...
- Очень кровавый, я догадываюсь... - Засмеялась коротко и моргнула мне.
Львовский обстоятельно выяснил, включен ли салат в блюдо "акулий стэйк", и, узнав, что включен, почему-то заказал себе вареные моллюски. Ренегат, что с него возьмешь! Разумная Джули Свэнсон попросила salmon-стэйк, хорошо прожаренный, и резко оборвала эн-тузиазм официантки, взявшейся предложить нам какой-то особый десерт.
- Это все, for the moment!
"For the moment" получилось у злой Джули Свэнсон великолепно, как у Хрущева его знаменитое стучание ботинком о трибуну ООН. Мы взяли литр калифорнийского белого шабли.
Уходя, официантка опять сумела отереть меня бедром.
- Господин Лимонов пользуется успехом у обслуживающего персонала. Вы заметили, коллега Свэнсон?
Джули Свэнсон фыркнула.
- Эта bitch... - Начала она.
- Эй-эй! - вмешался я. - Только не впутывайте меня. Если девушке срочно нужен мужик, то скромный путешественник не ответственен.
- Эдвард любит стерв. Его последняя жена - яркая тому иллюстрация, заявила Джули Свэнсон хмуро.
Я вздохнул. По мере продвижения вглубь лета (в сентябре я намеревался лететь в Нью-Йорк, а оттуда в Париж), Джули Свэнсон сделалась подвержена припадкам ревности. Однажды, напившись виски, она зло сказала мне: "Я знаю, Эдвард, я не в твоем вкусе, ты любишь красивых блядей, как твоя бывшая жена." Джули Свэнсон была несправедлива к себе самой. Красивая, высокая девушка, если и выглядела проще, чем могла бы, то только по причине неукрашенности, оттого что отказывалась употреблять make-up. Постоянное чтение трех библий (я обнаружил в ее apartment именно три!), очевидно, ежедневно укрепляло ее в преимуществах простоты и монашески-кротких учительских одежд. К употреблению невинного, по разговорным стандартам ее поколения, словечка "bitch", то есть "сука", Джули Свэнсон прибегала лишь в исключительнейших ситуациях. Ниже "bitch" она никогда не опускалась. Два года Джули Свэнсон спасала алкоголика. В то лето мне порой казалось, что Джули Свэнсон спасает меня. В сущности она принадлежала к той категории простых женщин, что и официантка с обнаженным пупком, они лишь развили, каждая, различные стороны своих натур, и только. Джули Свэнсон не понимала этого, но я понимал...
Акулий стэйк оказался "рыбнее" обычной рыбы. Клейче, вязче и солонее. Поедая акулий стэйк, я вспомнил прочитанную несколько дней назад в местной газете "Монтерей Таймз" историю, об акуле в 15 фугов длиной, съевшей двоих членов экипажа (из троих), потерпевшей кораблекрушение небольшой яхты. Акула выбрала молодого
матроса и, переварив его, сожрала через десяток часов повара двадцатилетнюю девушку...
- Представляете, вы плывете, а акула отгрызает вам ногу... - начал я.
- Почему мне? Представьте, что она отгрызает ногу Вам, господин Лимонов... - Львовский выковыривал своих моллюсков умело профессионально. От его блюда однако обильно вздымался пар, и нам всем сделалось жарко.
- Мне не за что, - сказал я, вытирая лицо желтой, как submarin, салфеткой, - Вам же она отгрызает ногу за предательство Родины.
Джули Свэнсон заулыбалась. Она съела свой саймон аккуратно и быстро, и, оставив вилку, подобрала хлебом волокна с тарелки. Оправила нейлоновую кофточку.
- Я должна идти, мальчики. У меня еще два урока сегодня. Я сегодня заме-ща-ю-щая. Я замещаю Эмму Карлинскую. Сколько я должна? - Джули Свэнсон раскрыла кошелек.
- Я плачу, коллега Свенсон, идите себе... - Львовский перегнувшись, силой защелкнул кошелек Джули Свэнсон.
- Спасибо, Алик. До вечера, Эдвард... - Поколыхивая длинной юбкой инструктор 1-й категории ушла.
- Не говорите мне, что Вы собираетесь прожить с инструктором 1-й категории Джули Свэнсон всю жизнь... - Львовский проглотил последнего моллюска и бросил скорлупу в чашу с моллюсками.
- Почему нет? Хорошая девушка...
- Хорошая... Однако к осени Вы сбежите, держу пари. Вам с ней уже скучно... Разве нет? - Львовский почистил салфеткой усики, то есть промокнул их старательно. И погладил себя по животу. Я подумал, что с течением времени в нем все более проявляются восточные черты: лень, сладострастие, что еще?..
- Скучно, - согласился я. - Вы правы. Но я отлично знаю по опыту, что и с другой девушкой мне стало бы скучно. За последние годы я усвоил мудрую истину: все девушки одинаково годятся, чтобы с ними жить. Берите любую, не ошибетесь.
- Правильно... - одобрил Львовский и потянулся. - Если бы Вы знали, господин Лимонов, как мне опротивел этот городишко, солнце, идиоты-солдаты, кретины-преподаватели. Тупая работа...
- Я так понимаю, что Вы сами нашли себе эту работу. Выслали документы на конкурс...
- Слушайте, - мечтательно-сварливая до сих пор интонация превратилась в хмуро-серьезную, - мне нечего было жрать. Я возвратился в Штаты из Италии, где потерял работу на радио-Ватикан... Что мне оставалось делать? Вы быстро забыли времена, когда Вы сами были безработным...
- Я не опускался до продажи Родины. Я предпочитал грузить мебель...
- Достойная похвалы принципиальность! У вас хорошее здоровье, господин Лимонов. Вы счастливчик! А я, вот, не могу грузить мебель... У меня слабый живот. Насчет продажи Родины - одно замечание: Вы забыли свою службу в газете "Русское Дело"...
- Мы с Вами работали в "Русском Деле" корректорами, мой дорогой друг. И меня выгнали, если Вы помните, тотчас после положительной реакции советских газет на мои критикующие Америку статьи...
- Ладно, господин Лимонов, Вы что, всерьез верите, что у журналиста или писателя может быть Родина? Кончайте Вашу демагогию, лучше поговорим, как старые друзья.
- Давайте... как старые друзья. Только перестаньте называть меня господином, как в дореволюционной пьесе, а? Родина или нет, назовем ее потише: страной, где мы родились. Лишь для себя, не для нее, этой страны, или абстрактного общественного мнения, лишь для себя, я считаю унизительным и поганым занятием добывать себе хлеб насущный, диктуя местным солдатам: "Мы привели из разведки двух пленных...".
- В наших диктантах, насколько я знаю, никогда не упоминается конкретно, советские или русские это пленные. Пленный - и точка. Однако я лично не собираюсь защищаться, - Львовский взял солонку и стал почему-то высыпать соль себе на ладонь. - Вы правы. Я согласен с Вами, обучать американских солдат русскому языку - грязное дело. Bo-время Великой Отечественной Войны переводчиков вешали на площадях, вместе с полицаями. Но себя, извините меня, я выделяю из двух сотен беспринципных мужчин и женщин по нескольким причинам. Во-первых, я написал о нашем гадюшнике книгу, где я их разоблачаю. Во-вторых, я стою над схваткой двух пауков - СССР и Соединенных Штатов. Ни один из пауков мне не близок. Я даже хотел бы чтобы они друг друга высосали. Легче бы на планете дышалось... А почему вы такой старомодно-принципиальный стали, господин, пардон, мсье Лимонов? Куда девался ваш буйный анархизм... Помните наш лозунг: "Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют!" Вот это был лозунг... А вы...