— Хмм…
Хрисанф всегда внимательно её слушает. Внимательнее, чем она сама могла бы слушать себя. Но объяснить ей всё, что он думает о том или другом — сложно. Да и не стоит того. И это касается не только Далилы, но и много кого.
— Ах да, ещё бранные слова надо фильтровать, оказывается.
— Ну, это чушь уже! Брехня, как говорит Арсен!
— Считаешь?
— Конечно.
Сам Агний старается меньше материться и следит за собой в этом. Тому есть несколько причин. Раньше (в древние годы) он был малочувствителен к тому, что происходило вокруг, то есть не было у него повода, чтоб повыражаться на славу от одолевания каких-либо положительных или отрицательных эмоций. А терпение было основной составляющей его жизни, так что ставить экспрессию через каждое предложение, как бы, ни имело даже особого смысла. Во-вторых, разумеется, из-за Далилы, типа нахрен ей сдался гопник со словарным запасом амёбы и вообще не пристало себя так стрёмно вести в присутствии дамы, тем паче если ты живёшь с этой дамой. Кроме того, он знал, что отец Далилы не слишком злоупотреблял сквернословием. Это для него было очень веским основанием держать себя построже (смотри первые части и далее по тексту). Ну, и третим неакцентируемым фактором аналогичного воздержания, как видела его жена, возможно, был как раз таки их "осторожный атеизм", к коим они причисляли себя с Калитой, и попросту набожность, как называет это Корсун.
Но Далилу на этот счёт Агний не третирует: она совсем другая, к тому же она — писательница, а в их деле в ход идёт всё.
— Ну что ж, это их работа, обращаться с вами, как с цыплятами. И то не факт, что поймёте.
— Ещё им вроде как не нравится, когда в попсе есть намёки на религиозные, то есть не религиозные, а на тему веры. Не знаю, почему. Наверное, выбивается из жанра, хотя у меня и жанра-то нет.
Хрисанф для верности обнял жену, положив перед собой, как будто накрыв перламутровой ракушкой. Его волосы приятно касались её шеи и груди. Не раздражали. Из-за него кожа не покрывалась аллергической сыпью и даже мелкими ранками.
— Есть умные книги и есть не очень умные. Я читаю иногда из первой колонки: по работе нужно, или приспичит.
— Пфф, тебе постоянно приспичит, не прибедняйся.
— Но это же не для всех. Там другой мозг иметь надо, ну или другое образование. Твои книжки очень легко читаются. Я могу прочесть одну средней толщины за один вечер.
— Ты глотаешь их за несколько минут.
— И без конъюгации.
— Это что, издевательство такое?
— Наоборот, комплимент. Есть много чего от первого лица. Это располагает. Сразу интимно становится. И откровенно.
— Господи.
— Не крякофыркай. Я серьёзно. И есть много несложных диалогов. Мне, как познавшему одиночество, это очень удобно. Комфортно. Как будто друзья да. Знакомые. Знаешь, я всяких сложносочиненных описаний тоже начитался будь здоров.
— Скажешь тоже.
— И куда же без похоти и романтики. Морковка — наше всё! Вообще о чём писать тогда? Если не о любви? Это же элементарно. Все знают это с пелён.
— Думаешь?
— Ага. И мне нравится, что ты путаешь временные правила. Знаешь, в английском, это было бы ещё интереснее.
— Это происходит непроизвольно.
— Не ври. Кое-где, ты сама делаешь такие штучки, я же вижу. Ты не такая дура. Дура, конечно. Но моя дура. И не в том смысле.
— Я — дура. И я это знаю.
— Мудрость Сократа. Другое дело, возраст. Это не отменишь. Кое-какие вещи притупляются, другие наоборот. Это естественно. Но тебе ещё плыть и плыть до этого мега-философского равнодушия.
— Агний, ты субъективен!
— Не отрицаю. Но я честно сказал.
— Может, мне избавиться от гребаного псевдо-психодела.
— А оно итак усмирилось и тихо потявкивает местами.
— Это плохо?
— Ну вот (смеётся). Тебе его жаль да? Тогда выпусти. Делай, что хочешь, конфеточка моя.
— Я не конфетка. Перестань строить из себя крутого чувака.
— Но тебе же нравится.
— И это тоже.
— Как хочешь, кроха.
— Агний!
— Между прочим, тогда я прошу не быть такой двуличной.
— Чегооо?
— В гостях и в обществе, вот недавно к примеру, ты всегда сама благородность и как гейша ходишь со сложенными руками за мной, как эскорт. А на деле, дома всегда меня обзываешь, ругаешь и мутузишь.