Таким образом, проведя некоторые расчеты "на глазок", можно сказать, что разница в чистой доходности различных инвестиционных портфелей не столь разительна, если учесть налоги и их суммирующий эффект. Проще говоря, мы могли бы ожидать следующего:
1. При годовой доходности казначейских облигаций в 4,8% ставка налога для самой высокой федеральной налоговой группы должна составлять около 35%, а налоги штата и местные налоги отсутствуют, поэтому доходность снизится примерно до 3,12%.
2. При доходности акций в 9,5% ставка федерального налога должна составлять около 20% по самой высокой налоговой ставке, плюс еще 8,82%, скажем, для штата Нью-Йорк, плюс налоги города Нью-Йорка в размере около 3,8%, итого около 32,62%, что снизит чистую доходность до 6,4%.
По сути, это означает несколько меньшее чистое неравенство. Первоначально разница составляла 4,7%, а с учетом налоговой нагрузки она составит 3,28%. При ежегодном компаундировании разница остается, но между 3,12% и 6,4% она гораздо меньше: 2 159,19 долл. против 49 449,60 долл. при использовании столетнего срока и того же калькулятора сложных процентов на сайте правительства США. Конечно, налоговые убежища и налоговое планирование могут помочь увеличить чистую разницу.
В любом случае, оставшаяся разница - это именно то, что делает сторонников капитальных вложений столь уверенными в своих доводах о том, что каждый предпочел бы инвестировать в фондовые рынки или даже что федеральное правительство должно заменить социальное обеспечение индивидуальными счетами на фондовом рынке. Это самый сильный аргумент против кооперирования и в пользу капитальных вложений: долгосрочная доходность за двадцатый век показывает, что капитальные вложения - это самое выгодное, что можно сделать со своими сбережениями. По всей вероятности, доходность взаимных и кооперативных акций будет больше похожа на доходность облигационных обязательств, поэтому кооперирование не имеет смысла.
Проблема с этим аргументом заключается в том, что эти различия полностью созданы человеком. Они создаются, главным образом, налоговым кодексом, а также обещаниями американского правительства выручить крупный бизнес, извлечением капитала акционерами и геополитикой. Они создаются благоприятным отношением к капиталу в целом и, в частности, всеми юридическими и налоговыми правилами, касающимися вычета крупных расходов на ведение бизнеса, амортизации недвижимости, благоприятного отношения к приросту капитала, отсрочки налогообложения пенсионных счетов и т.д. Все эти правила благоприятствуют вложению капитала и извлечению богатства для владельцев акций. В результате, как было показано многими, доходность капитала обычно превышает темпы экономического роста, что как раз и отражает извлечение капитала из корпоративного предпрития.
В реальном экономическом смысле излишек является результатом управленческого выбора в сочетании с правовыми и налоговыми нормами, благоприятствующими капиталу. Он не является неотъемлемой частью капиталовложений. Он является побочным продуктом правового и политико-экономического режима, благоприятствующего капиталовложениям. Это артефакт общей веры в то, что правительство США спасет крупные корпорации. К этому следует добавить, что большинство крупных публичных корпораций ухищряются использовать налоговые правила таким образом, чтобы фактически получать налоговые поступления от федерального правительства. Так, например, в 2015 году прибыль American Airlines составила более 4,6 млрд. долл., а возврат налогов - почти 3 млрд. долл. В 2001-2014 гг. прибыль компании Boeing составила 52,5 млрд. долл. и при этом чистый возврат федеральных налогов составил 757 млн. долл. и еще 55 млн. долл. в виде возврата налогов штатов.
Таким образом, у якобы естественной более высокой доходности капитальных вложений есть несколько искусственных аспектов. Во-первых, Казначейство может привлечь инвесторов надежностью и безопасностью и, как следствие, не нуждается в том, чтобы вознаграждать их ставками доходности, равными корпоративному капиталу. Это, конечно, фактор геополитического положения США и недавней истории стабильности. Это политический артефакт, который может кардинально измениться, если, например, крупные суверенные инвесторы, такие как Китай, продадут свои казначейские облигации или прекратят их покупать. Он полностью связан с объемом долга страны и ее политическим послужным списком по выполнению долговых обязательств. Для такой страны, как Венесуэла, ситуация, безусловно, совершенно иная.