Она включила скорость и спросила:
— Куда теперь?
— Мне бы хотелось выбраться на дорогу.
— Чертовски правильная мысль, дружище, но я явилась, чтобы разыскать тебя, ты помнишь? Прежде, чем тобой займется полиция, я хочу знать, где мой брат.
Я медленно кивнул. Похоже, за последние двадцать часов я как-то отключился от проблем семьи Хомеров. Глупо с моей стороны, конечно.
Потом спросил:
— Как полагает Никонен, куда я делся?
— Он считает, что ты полетел в Швейцарию или еще куда-то. По крайней мере, так он говорит. Твой самолет где-то поблизости?
Я взглянул на два пистолета, которые все еще держал в руках. Один, принадлежавший Ильзе, маленький «Зауэр и Шон», женское оружие, оружие над эффективностью которого посмеиваются до тех пор, пока кому-то не случится направить его на вас. Другой был «браунинг», но я не мог сказать, тот ли, что я забрал у Клода, или другой.
Определенно пистолеты этой осенью в Лапландии вошли в моду.
— Поверни налево в низине, — велел я. Это вело нас к «Бобру», но что более важно, исключало возможность наткнуться на Клода, если тот возвращался из Ивайло.
Она заставила «фольксваген» тащиться дальше в клубах пыли и гальки, скрежеща коробкой передач.
— Твой самолет здесь?
— Да.
— Далеко?
— Держи в ту сторону.
Мне следовало обдумать некоторые моральные проблемы, а вот по этой части я не силен.
Надо было оценить значение того, что она совершила в эпопее по избавлению меня от верной смерти, правда с учетом скидки, что все было сделано не только ради моих прекрасных карих глаз, и определить, перевешивает ли оно нежелание Хомера видеть своих родственников. Если по-честному, то перевешивает. Но он оставил окончательное решение на мое усмотрение и обещал увидеться с ней через несколько дней.
Итак, по моему разумению самым важным оказывалось то обстоятельство, что я не собирался оставаться в здешних местах сколько-нибудь обозримое время, и если теперь же не растолкую ей, где ее брат, то имею шанс не сделать этого никогда.
Вероятно, она думала так же, если сумела обсудить с Никоненом мое будущее.
Кроме того, я собирался слетать на мое тайное озеро отчасти из-за того, что держать целый день «Бобра» там было много безопаснее, чем на Инари, а улетать из Финляндии до темноты я бы не решился, отчасти потому, что нуждался в дозаправке, и мой остров был единственным местом, где я мог бы это сделать… теперь.
Она спросила:
— Где мне остановиться?
— Еще около четверти мили. Послушайте, миссис Бикман, я могу переправить вас к нему, но лучше бы я отдал вам карту с координатами и пометками и вы наймете пилота в Рованиеми или в Хельсинки.
— А что не так с тобой?
— Я в розыске. Если вы полетите со мной, создастся впечатление, что вы мне помогаете бежать из страны.
— И это все? А как насчет ударов бутылками по голове?
— Они не в счет. Те люди, как и я, в розыске. Они не будут жаловаться.
— Ну ладно. Где твой самолет?
Я глубоко вздохнул.
— Это серьезное дело, миссис Бикман. Три человека за последние два дня убиты. Два самолета потерпели аварию. Финны думают, что дело в шпионаже, и я готов согласиться, что они правы. Но не могу понять, как все эти события между собой связаны. Зато я точно знаю, что пока никого не убил, хотя просто по удачному стечению обстоятельств, поскольку мне не раз пришлось в открытую размахивать пистолетом, а от этого до стрельбы — один шаг.
— Все так действительно серьезно?
— Да.
— Прекрасно. Раз теперь ты пришел к выводу, что твои дела серьезны, почему бы не переломить себя и не признать, что мои дела не менее серьезны?
— Вся эта чертовщина началась, когда женщинам предоставили право голоса, — буркнул я.
— Если я уязвила твою сатанинскую гордость, вытаскивая тебя из проклятого трейлера, ты всегда можешь вернуться и сдаться и начать все сначала. Перезрелая блондинка в адмиральском свитере, кажется, очень жалела, когда ты уходил.
— Они собирались спалить трейлер… вместе со мной.
Она задумалась, затем сказала:
— Это было бы верхом тупости. В такое время года они могли бы сжечь весь лес.
Я устало бросил:
— Остановите здесь.
Машина задергалась, это сопровождалось оглушительным грохотом в коробке передач. При этом она крутила рычагом переключения скоростей, словно замешивая пудинг. И резко бросила:
— Проклятые европейские машины!
Мы вышли. Она тут же заявила:
— Не вижу никакого самолета.
— Вы можете минуточку помолчать? — завопил я, — Конечно, его не видно. Иначе полицейские давно бы его отсюда утащили.
С трудом мне удалось взять себя в руки.
— Надолго вы наняли эту машину?
— Я не нанимала, я ее купила.
Мне бы следовало догадаться. Я уперся лбом в дерево и попытался кое-что обдумать. Затем сказал:
— Теперь послушайте. Если полиция обнаружит эту брошенную машину, то станет беспокоиться, что с вами случилось. И может даже прийти к выводу, что вы со мной, если начнут подозревать, что я еще не покинул страну. Но с другой стороны, никто, возможно, не начнет беспокоиться до полуночи, когда может всполошиться отель. И вы до этого времени должны вернуться.
Она нетерпеливо бросила:
— Клянусь, ты можешь толочь воду в ступе часами. Где самолет?
Я вернулся к машине, нашел бутылку виски и сделал большой глоток.
Это не слишком помогло, но зато здесь я сам принимал решения. Отогнал машину с дороги на дальнюю от озера сторону, чтобы не привлекать внимания, запер ее и зашагал к воде.
С востока веял легкий ветерок, небо было в перистых облаках с прогалинами и горизонт, если смотреть вдоль островов, был в дымке с припозднившимся туманом или, что вероятнее, с дымом от лесного пожара.
Мотор никак не хотел заводиться, а когда запустился, один цилиндр не развивал мощности, хотя бы на преодоление веса своего собственного поршня. Пока остальные цилиндры прогревались, я наметил курс поперек озера, затем разворот на юг, в запретную зону, передал карту миссис Бикман и погнал «Бобра». Он вяло разбегался, изрыгая резкие выхлопы.
Когда машина оторвалась от воды, я удержал ее близко к поверхности, и мы понеслись на бреющем, маневрируя между островами.
Глава 20
До моего озера было почти девяносто миль, так что сели мы незадолго до полудня. Я покружился над хижиной Хомера, чтобы он понял, что мы здесь, если сам был на месте. Затем высадил миссис Бикман на берег дожидаться, а самолет погнал к острову для дозаправки.
Я помнил, что там было около ста двадцати галлонов, и не хотел ничего оставлять. Что смогу — залью в баки, остальное загружу в задний отсек.
Но ста двадцати галлонов не было: в моем распоряжении оказалось лишь восемьдесят пять. Тридцать пять кто-то умыкнул.
Сначала я подумал о Хомере, но тот никак не мог истратить тридцать пять галлонов, даже если катастрофически нуждался в топливе на освещение и обогрев. Затем на берегу я обнаружил кучу пустых канистр. Единственным для этих мест средством, на котором можно переправить куда-то тридцать пять галлонов высокооктанового бензина, причем без канистр, была «Чессна» Оскара, вернее, была до вчерашнего дня.
И рассказать Оскару о моем тайнике мог Мика.
Я залил баки под завязку, все, что они могли вместить — около двадцати галлонов. Остальное разместил за последней переборкой. Потом наделал дыр в днищах пустых канистр и утопил их в озере.
Не следовало оставлять следов сверх тех, которых уж никак не избежать.
Затем направил самолет обратно к берегу, имея в баках горючего на четыреста морских миль, и все же с неприятным, зудящим чувством, что кто-то спер мой бензин.
Миссис Бикман ожидала на берегу в одиночестве.
— Никаких признаков его присутствия, — доложила она.
— Пошли к хижине.
— Будь он там, вышел бы сюда.
— Правильно. Но на худой конец мы можем у него стащить чего-нибудь поесть. Я пропустил и завтрак, и обед.
Она стояла на песке, слегка расставив ноги, руки уперев в бока.