Но были вещи, которые беспокоили меня гораздо больше, чем этот свет. Почва в девственном лесу была нехоженой, тысячи лет ее устилали гниющие ветки, листья папоротника, кустарник и кочки мха. Да еще камни.
Камни доходили до размеров небольшого автомобиля и даже больше. Они наполовину утонули в земле и обросли мхом и лишайником. При таком свете можно бы заметить человека ярдах в тридцати, но он ведь мог не стоять, а просто сидеть по другую сторону валуна, к которому ты прижался. Или затаиться в небольшом овражке, образовавшемся за тысячи лет от таяния снега, куда ты только что собрался направиться.
Я тихо соскользнул с камня и оказался на земле. Сам лес, казалось, дышал мне в затылок.
Худших условий схватки придумать невозможно. Спросите любого финна, русского или немца, которым приходилось воевать в этих местах. А теперь пришла моя очередь.
Я бы совсем не возражал против настоящего тумана: у моего противника винтовка, и ему тогда целиться будет сложнее. Дробовик здесь оставлял большую свободу действий.
Это мне кое о чем напомнило. Я вскрыл патроны и добавил в запас еще несколько с дробью, потом вышел из-за камня и стал углубляться в лес. Если кто-нибудь и собирался выделяться на фоне тумана над озером, я хотел, чтобы это был он.
Минут за десять я преодолел пять ярдов, и каждый раз, когда мне приходилось ступать на землю, раздавался хруст битого стекла. По крайней мере, мне так казалось. В таком лесу можно услышать гораздо больше, чем увидеть. Стрельбы больше не было. Как мне казалось, он находился в двадцати пяти ярдах справа, и теперь уже в пределах досягаемости моего ружья.
Если только ему не пришло в голову сменить позицию. Конечно, он не будет сидеть на одном месте и ждать, пока его обойдут с фланга. А ему лучше известно, как ходить по такому лесу. Он будет передвигаться раза в два быстрее и к тому же бесшумно…
Я снова лег на землю, потея и пытаясь смотреть во все стороны одновременно. Мне противостоял мифический тролль с семью пальцами на руке, звук его шагов был неслышен, как падение снежинки, к тому же у него было три глаза, которые могли видеть в темноте. Все, что оставалось делать, это вскочить и бежать, бежать и бежать…
Я почти запаниковал, но взял себя в руки и попытался выровнять дыхание. Вернулась способность трезво размышлять, зато пропала уверенность, что знаю направление, в котором находится стрелок. После того как я вошел в лес, он наверняка сменил позицию. У него была возможность углубиться в лес и встретить меня в лоб или уйти в сторону, чтобы подкрасться сзади. В любом случае мне нужно было изменить направление. Он мог ожидать, что я буду идти прямо или поверну направо, так что мне следовало свернуть влево или вернуться назад.
Я повернул налево, ведь вернуться назад означало вновь оказаться на берегу озера. Первые два ярда по мягкой, заросшей мхом земле дались мне легко, и тут передо мной оказался камень, доходивший до пояса. Обойти его значило либо продираться сквозь кусты, либо перебираться через ствол гнилого дерева, а бесшумно такое не получится. Оставалось одно — перелезть через него.
Я повертел головой, внимательно осматривая лес. На этой высоте мало что было заметно, но ничего движущегося в поле зрения не попало. Тогда я подался вперед, положил ружье на камень и потянулся вслед.
Пуля чиркнула по булыжнику рядом с моим коленом. Я схватил дробовик, в мгновенье ока кувыркнулся через камень и плюхнулся на землю. На этот раз он уже целился.
За камнем оказался склон, и я покатился вниз, даже не стараясь остановиться, пока не застрял в подлеске. Грохот стоял, как при обвале, но вряд ли он сможет что-то разобрать после того, как разрядил винтовку в нескольких дюймах от своего уха.
Вспышка мелькнула почти прямо впереди и всего в двадцати пяти ярдах.
Я рухнул на еще одно гнилое дерево, поспешно обогнул его ползком и повернул направо, углубляясь в лес просто потому, что в той стороне легче было найти прикрытие или убежище под валуном.
Мне удалось преодолеть добрых пятнадцать ярдов, и вряд ли он мог это заметить. Во всяком случае, ему ничего не было слышно. Но перед этим он прошел не меньше сорока ярдов, и я об этом даже не догадался. Я выглянул из-за камня и стал изучать то место, откуда, как мне казалось, сделан последний выстрел. Выбрал небольшой кусочек местности и постарался, насколько позволял свет, тщательно его рассмотреть. По крайней мере, этим мне приходилось заниматься раньше, выискивая в небе самолеты противника.
Где-то в глубине леса пронзительно вскрикнула какая-то птица. Крик был похож на скрип несмазанных петель. Я успокоился и вновь вернулся к своему занятию.
Лес снова стал медленно надвигаться на меня. Я разглядел множество предметов, которые могли оказаться моим противником, но так и не смог понять, который же мог быть этим стрелком, сидящим, стоящим на коленях или прислонившимся к дереву. Ни один из них не двигался.
Я начал понимать, почему скандинавы верили в троллей и прочую нечисть. Нужно было только оказаться в тихом лесу и оглядеться. И тебе сразу начнут мерещиться разные непонятные вещи. Кто-то придал валунам странную форму и причудливо изогнул стволы деревьев. Ощущение одиночества никогда не появится, за тобой будет следить невидимый взгляд.
Должно быть, он уже покинул прежнее место. Прополз еще ярдов сорок и зашел мне в тыл. Я даже чувствовал, как его винтовка целится мне в затылок…
Наконец он зашевелился в нескольких ярдах от разглядываемого мной места. Земля поднималась в гору, и я видел только расплывчатые очертания его коренастой фигуры, скользившей от дерева к дереву.
Неожиданно из дичи я сам превратился в охотника. Теперь уже мои глаза за ним следили.
Я вытянулся за корневищем и стал ждать. Стрелять вверх по склону было неудобно, и его позиция оставалась предпочтительнее, но с таким стрелком, как он, следовало использовать каждый Шанс, который он давал мне в руки. Больше я мог его и не увидеть.
Противник тянул время. Должно быть, он потерял меня из виду и теперь за один раз проходил не больше нескольких футов и снова останавливался, чтобы постараться засечь меня с новой позиции. Когда он снова начал двигаться, я выстрелил из обоих стволов и спрятался за камень, чтобы перезарядить ружье, пока был так оглушен и ослеплен выстрелом, что ни на что другое не годился. Когда я высунулся из-за камня, он уже спрятался за валуном.
Я совершил глупейшую ошибку. Нужно было сменить позицию, пока он приходил в себя. Но теперь ему стало известно, где я и где меня искать.
Теперь я снова становился дичью.
— Надеюсь, у вас еще остались патроны с пулями, сэр? — крикнул он.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я ответил.
— Какого черта ты тут делаешь, Хомер?
Потом я понял, что лучше было бы спросить, знал он, в кого стреляет? Ведь как-никак ублюдок бил на поражение.
— Извини, — крикнул он после некоторой паузы, — ты сам поставил меня в неудобное положение. Конечно, я не ожидал тебя здесь встретить. Но я дал слово Хартману охранять его во время операции, а там на берегу ты, похоже, угрожал ему.
— Угрожал ему! — завопил я. — Я собираюсь вышибить ему мозги!
В такой ситуации это был не лучший ответ.
Теперь мне все стало ясно. Если Хартман смог нанять Хомера и притащить его сюда в качестве телохранителя, он сделал очень ценное приобретение. Должно быть, встретились они на озере, когда Оскар воровал мой бензин.
Но оставалось непонятным, почему Хомер нанялся к нему.
— Ну, ладно, — крикнул я. — Ладно. Но учти, что Хартман играет нечисто. Он уже убил двоих парней. Тех, что доставили вас сюда, — испортил их самолет. И это он убил на озере немецкого летчика. Так что забудь об этом и смотаемся отсюда, пока русские нас не застукали.
— Убей его, Хомер, — раздался с берега крик Хартмана. — Он меня прикончит при первом удобном случае.
Я перевернулся на спину и направил дробовик в сторону берега. Следовало бы знать, что там будет слышно каждое слово, ведь до них было не больше пятидесяти ярдов.
— Хомер, — позвал я, — ты готов собраться и отправиться домой?
— Прости, но я дал слово, — ответил он.