— Что с ней?
— Он сказал ей, что его зовут Норрис. Он содержал ее, все было в порядке, но она случайно узнала, кто он на самом деле. Понимаешь, Джил?
Не успел он ответить, когда Элен протянула ему журнал.
— Вот что было у нее под кушеткой. Она мне показала.
Он взглянул на разворот, потом на обложку и ткнул пальцем в дату.
— Номер за этот месяц.
Элен приняла это к сведению и кивнула.
— Подойди-ка, старина, — позвал Берк капитана Лонга и показал ему фотографию.
— Вот он, — Джил указал на человека на заднем плане.
— Марк Шелби, — узнал его Лонг.
— Теперь тебе полегчало? — осведомился Берк.
— Из-за него — да, но не из-за тебя. Ты как был, так и есть мерзавец.
Хельга посмотрела на мужчин, ее губы дрогнули и скривились. Она хотела что-то сказать. Лонг повернул к ней журнал и ткнул пальцем в страницу.
— Он… с тобой?
— О-он… — кивнула она.
— Не надо разговаривать, — сказала ей Элен.
Хельга с трудом подняла руку. Губы ее вновь зашевелились.
— Он… сошел… с ума, когда узнал о… Нильсе.
— Нильс? Ваш муж?
Она мотнула головой.
— Друг… мы… собирались… пожениться… Взять его деньги и удрать…
— Хотите, чтобы я позвонил Нильсу?
Боль сменилась в ее глазах выражением неизбывной печали, по щекам покатились слезы.
— Нильс… был здесь… видел меня и… тоже удрал. — Она попыталась улыбнуться. — Все ушли… ничего не… осталось… только его свеча… Он так… любил свечу… Теперь я убью ее…
Внезапно Берк все понял. Он подскочил к свече, задул и взял ее в руки. Затем взял испачканный кровью нож Хельги, которым она пыталась разрезать свечу. Провел ножом по свече, делая надрез.
Восковой цилиндрик слетел, обнажив свернутые, поставленные друг на друга рулончики микропленки. Берк протянул их Лонгу и сказал:
— Полное доказательство и как раз вовремя. Если бы свеча догорела, все было бы разрушено. Шелби запасся всем — в свечу он вложил подрывной материал… Кому бы пришло в голову задувать ее во время религиозной церемонии?
— Тому, кому плевать на религию и все прочие убеждения, — проворчал Лонг. — Например, тебе. — Он улыбнулся. — Выходит, я прав. Ты и есть тот человек, один человек, заменяющий целый отряд палачей. В другое время ты бросился бы на меня за такие слова, но сейчас молчишь, потому что знаешь, что я прав.
— Тебе еще не надоело? — спросил Джил.
— Нет. Я думаю, что еще пощекочу твои нервы этим делом, Джил. Мне не придется особенно стараться. Я знаю, что ты хотел с самого начала. Теперь у тебя остается один человек, за которым ты охотишься… самый главный. Папа Менес. Пока что он жив и властвует и, что бы тебе ни подсказали против него эти пленки, он сумеет спрятаться, прежде чем ему предъявят обвинение. Он может укрыться во множестве мест и по-прежнему возглавлять все операции. Так делал Лючиано, так поступали и многие другие крупные гангстеры. Они дожили до старости в полном комфорте, управляя всеми делами так, как хотели. Но ты этого не допустишь. Ты все начал и должен теперь закончить. Когда-нибудь, как только у меня будет время и рабочее настроение, я прослежу все твои дела. Я восстановлю каждый твой шаг и найду всех, с кем ты был связан, кого использовал. Все твои операции я разберу по косточкам до полной ясности, до последнего штриха. Весь цивилизованный мир ужаснется, когда узнает, что произошло.
— И нецивилизованный тоже, — усмехнулся Берк. — Ну, и анекдот же ты выдаешь… Особенно, если все окажется правдой.
— Это и есть правда. Сейчас слишком трудно доказать, что это так, но, исходя из этого, нетрудно предугадать будущее. Я знаю, что должно произойти.
— А что должно произойти? — в голосе Берка чувствовалась тревога.
— Ты убьешь Папу Менеса.
— А если нет?
— Ну, тогда я не знаю.
— А иди-ка ты…
Элен глядела на них, не зная, чему верить.
Большой дом на Лонг-Айленде был построен за два года нью-йоркским банкиром, когда он был миллионером. Он был сыном эмигранта из Средней Европы и чистил ботинки в нижнем Манхэттене, отдавая весь свой заработок обнищавшим родителям. Раз в неделю они отмечали святое воскресение и по этому поводу ели жесткое мясо. Он ненавидел бедность.
Но он был хорошим чистильщиком обуви, ловко орудуя щетками и наводя блеск. Кроме того, он хорошо запоминал имена и лица финансовых тузов, которые, желая выглядеть безукоризненно, являлись его постоянными клиентами и щедро одаривали чаевыми. Он начал откладывать сбережения и, наконец, смог купить будку, где помещались всего два стула, его инструменты и больше ничего.