Леночка (на секунду поднимая голову, чтобы полюбоваться на результат своих усилий): Ну и что ж, что ракета? У нас тут своя ракета… Мм — м-м…
В двух шагах от них вспышка. Взрыв. Затемнение. Затем немного светлеет, так что можно разглядеть лишь контуры лежащих на полу неподвижных тел. Свет концентрируется на Человеке-с-лопатой.
Человек-с-лопатой (досадуя): Вот черт! Я ведь предупреждал! Как это некстати! Поверьте, у меня и в мыслях не было расставаться с Ами Бергером столь экзотическим образом. И не в том даже дело, что он симпатичный парень, хотя и инвалид. В конце концов, ракета не разбирает, кого убивать. А в том, что Ами у нас главный герой, понимаете? Он нам еще нужен, очень нужен — ведь спектакль едва начался… И вот, нате вам — прилетела ракета и бах! — нету нашего Ами. Леночки тоже нету, но Леночка — Бог с ней… Нет, не подумайте плохого, Леночку тоже в каком‑то смысле жаль. Особенно, когда она в таком халатике. Но она, в отличие от Ами, персонаж второстепенный… Жалко парня, ужасно жалко. Если бы он давеча повернул не сюда, а налево, в сторону бара… (пауза)
А может, так и сделаем, а? (смотрит вверх) Просто отыграем назад и дело с концами, а? Ты как, согласен? Нет возражений? Ну и слава Богу…
Человек-с-лопатой идет в глубь сцены и вывозит оттуда кресло с бесчувственным Ами Бергером, толкая коляску задом наперед. Они скрываются в той кулисе, откуда Ами приехал к вилле Серебряковых и затем так же, задом наперед, выезжают с противоположной стороны. Человек-с-лопатой устанавливает инвалидное кресло в том же положении, в каком оно пребывало в конце 1–ой картины — на авансцене, лицом к залу.
Человек-с-лопатой: Эй! Эй!.. (расталкивает Ами) Может все‑таки в бар?
Ами (поднимая голову): А деньги? Денег‑то нет…
Человек-с-лопатой: Да что ж тебе, Мали в долг не нальет? Конечно, нальет. А еще знаешь что? Там наверняка сейчас и Эстер. Ты ведь хотел бы повидаться с Эстер? Ведь хотел бы? Ну?
Ами (мечтательно): Эстер… Да, Эстер… А — а, была не была!
Решительно поворачивает налево и уезжает. Человек-с-лопатой, облегченно вздохнув, уходит следом.
Картина 3–я. Улица Матарота
Боаз Сироткин, Меир Горовиц, Человек-с-лопатой, Ами Бергер.
На авансцену въезжает тележка, толкаемая Боазом Сироткиным. Телега доверху нагружена тяжелыми мешками, сбоку к ней привязана лопата. Один из мешков падает, и Боаз, чертыхаясь, принимается водружать его назад на телегу. Появляется Человек-с-лопатой.
Человек-с-лопатой (зрителям): Это Боаз Сироткин, прошу любить и жаловать. Он живет в Матароте с женой Далией. Они тут не коренные, как, впрочем, и все.
Боаз (поднатужившись под тяжестью мешка): Вранье. Хилик Кофман коренной… (не удерживает мешок и тот снова падает на пол) ах, мать твою!..
Человек-с-лопатой: Ах да, Хилик. Но Хилик сумасшедший, а потому не в счет. А Сироткины, вроде, пока нормальны. Раньше они проживали в Полосе, в анклаве, выращивали цветы в оранжереях. А потом их оттуда — фьють!.. А оранжереи ихние — прр — рум!.. (изображает затаптывание воображаемого цветника)
Боаз (глухо): Заткнись, сволочь…
Человек-с-лопатой: О, не любит… Бог их знает, зачем они поселились именно здесь. Наверно, чтобы быть поближе к прошлой жизни. (заговорщицким полушепотом) Говорят, их вытащили прямо из‑за стола. Сидели, обедали: скатерть, супница, тарелочки, все такое. Солдаты их р — раз! — под белы ручки, да в автобус. А потом бульдозер…
Боаз (кричит в голос): Заткнись!
Человек-с-лопатой: Ладно, ладно, не буду…
На сцене появляется Меир Горовиц и останавливается, наблюдая за безуспешными усилиями Боаза.
Человек-с-лопатой: О! А это не менее интересный персонаж. Меир Горовиц, пацифист, по прозвищу «Меир — во — всем мире». Говорят, он из семьи миллионеров. Да — да, те самые Горовицы… Могли бы скупить все дома Матарота без ущерба для своего годового бюджета на шпильки и салфетки. Вы спросите, что держит его здесь, под обстрелами? (заговорщицким полушепотом) любовь! (Меир резко поворачивается к говорящему, и тот поспешно добавляет): Любовь… э — э… к миру, само собой. К Миру — во — всем — мире! (дождавшись, пока Меир отвернется): и к хозяину местного бара Давиду Хену! И еще неизвестно, которая из двух любовей безнадежней… хе — хе… (уходит)