Мали молчит, насмешливо ухмыляясь.
Лео (отбегая к кулисе): По закону!
Ами: А, может, я тоже на законы плюю… (медленно подъезжает к отступающему Карподкину) Причем, на этот в особенности… А?!
Карподкин (с ненавистью): Ладно, ладно… дождетесь… Все дождетесь! И вы дождетесь, и вы… Вот придут полосята из Полосы — всех вас под нож пустят, как баранов, всех, до единого! Из‑под земли придут! Из туннелей! Всех вырежут! Всех! (убегает вслед за Лео).
Мали: Вот ведь тараканы, прости Господи…
Меир: Зачем вы их выгнали? У них такие убеждения. Нельзя преследовать людей за убеждения.
Мали (презрительно фыркнув и по — прежнему игнорируя Меира): Так что тебе, Хейникен? Здесь будешь пить или отнести за столик?
Ами (поколебавшись): Отнеси туда, к девушкам…
Мали: Молодец. И спасибо, что выгнал этих недоносков. Расплевались тут… Один ты мужик, Ами, остался — на весь поселок! Даром, что на коляске, а мужик. Настоящий. (бросает косой взгляд в сторону Меира) А вот некоторые, хоть и своими ногами ходят, а сами не пойми что…
Ами (подъехав к столу): Пустите, девочки?
Шош: Поди такого мачо не пусти. Еще выгонишь как тех двух ковбоев…
Ами: Да какие они ковбои…
Мали приносит Ами бокал, затем со стуком ставит стакан перед Меиром и тут же возвращается на место.
Меир (сдавленным голосом): Спасибо…
Эстер (тихо): Жалко его, сил нет.
Ами: Кого, Меира?
Эстер: Кого же еще… Мали его ненавидит.
Шош: А ты поставь себя на ее место. Когда кто‑то приходит сюда каждый вечер и прямо‑таки пожирает твоего мужа глазами.
Эстер (сердито): Нехорошо это. Ненавидишь — выгони. Но она ж его доит как дойную корову. Нехорошо.
Шош (усмехнувшись): Ага. Опять самое дорогое пойло налила. Шваркнула, даже не спросила. А он и возразить ничего не может… (после паузы, помахав рукой перед глазами Ами) Эй, Ами! Ами Бергер!
Ами (оторвавшись от завороженного созерцания Эстер): А?.. Да?
Шош: Что «да»? Ты кавалер или не кавалер? Пришел за столик, так говори что‑нибудь.
Ами (растерянно): Я согласен.
Шош (прыснув): С чем ты согласен?
Ами: Ну, скорее, с тобой согласен… Конечно, жаль Меира, что говорить. Но на месте Мали я бы тоже его ненавидел.
Эстер: Почему это? Они оба любят одного и того же человека. За что же ненавидеть?
Ами: Именно потому, что любит… А значит, делиться ни с кем не хочет. Любовь дележа не принимает: кусочком поступился — оп, все потерял.
Эстер: А деньги? Она же его внаглую использует! Не хочет делиться — пусть вообще сюда не пускает!
Шош: Тише вы! Еще услышат, не дай Бог…
Ами: Деньги в такой ситуации очень важны, Эстер. Понимаешь, Меир ведь только смотрит, ни на что не рассчитывает, ничего не просит. Но это сплошная видимость. Потому что любовь — это война. Захват территории, оккупация. Если Мали ему просто разрешит, скажет: «сиди тут и смотри сколько хочешь на моего Давида», то Меир тут же возьмет это и потребует еще. А когда она берет деньги, то тем самым как бы отмеривает ему ровно столько, за сколько заплачено. Понимаешь? Она оставляет себе контроль над событиями. Вот в чем тут дело — не в деньгах, а в контроле.
Шош: Больно умно, на мой вкус. Любовь… оккупация… отмеривает… контроль… Ерунда это, Ами. Все намного проще: заведению нужны доходы… (потягивается) Заведению доходы, а мне зачет.
Ами: Зачет?
Шош: Ага. По гуманизму. У самого ректора.
Ами: У самого Упыра? Что ж ты со всеми не сдала?
Шош: Так вышло. Теперь отдельно, у него в кабинете. Боюсь — жуть…
Мали со стуком меняет почти нетронутый стакан Меира на новый, полный.
Эстер: О! Снова! Бедный Меир…
Ами: Да, девочки, спасибо за обед. Было очень вкусно.
Шош: Что, уже все слопал? Мы ж тебе на неделю наготовили! Да на тебя, солдат, не напасешься…
Эстер: Ну зачем ты так, Шош? Организм у Ами молодой, растущий…