– И, наверное, сиськи, – включился в разговор Серега.
– Ну, наверное да, не без этого. Я тогда классе в седьмом был. Сами понимаете, подросток в период полового созревания – существо асоциальное, опасное и непредсказуемое. А в школе у нас пионервожатая была, Зина. Ух, знойная женщина, я вам скажу. Вот и случилось у меня к ней всеобъемлющее и всепоглощающее чувство. А так как пионером я был неважным, да, прямо скажем, хреновый пионер из меня был, надо было какие-то точки соприкосновения искать. Вот тогда-то я ей ветерана и подогнал.
– Какого ветерана?
– Да самого натурального, жил у нас в доме. Контуженный на всю бошку. Ну, а времена такие были – никто не забыт, ничто не забыто. Вот я к Зине и подкатил – так, мол, и так, есть у меня знакомый ветеран, личность насквозь героическая. Уничтожал фашизм в окрестностях нашего славного городка. Не создать ли нам с вами, Зина, пионерский поисковый отряд, дабы на основе ветеранской информации доставать из-под земли документальные свидетельства нашего военно-героического прошлого. Ну и понеслось. Я-то, конечно, больше тогда о походах думал, да о ночевках в палатке. Ну, а потом самому интересно стало, что мы там откапываем. А уж когда первого бойца подняли, да медальон нашли, а потом и родственников его отыскали – вот тут-то меня совсем и накрыло. Так и копаю до сих пор.
– Ну, а с Зиной-то что. Получилось?
– Да что там могло получиться? Там учитель музыки нарисовался. Он её коллекцией советского рока заинтересовал. «Черный Кофе», «Ария», еще что-то. В походы с нами ходил, гад. Потом она за него замуж вышла. С тех пор я этот говнорок русскоязычный как-то не очень люблю. Мне больше «Металлика» нравится.
Серега тяжело вздохнул – пронял, видимо, его рассказ Егорыча.
– Эх, у меня вот тоже как-то девка была – огонь. Артистка цирка! Ну и сильная была, жуть. Ладно, пойду я спать – потом расскажу как-нибудь…
Когда уже совсем стемнело, Егор где-то откопал гитару и старинная, как минимум, шестисотлетняя деревня Красный Холм познакомилась с гимном копательской братии двадцать первого века:
Выйдя из дома покурить, Макс присел на скамейку в небольшом палисаднике перед домом и долго смотрел на огромную луну, висевшую над деревней. Местами скрытая небольшими тучами, серебряно-бледная, она висела над деревней, освещая поле, на котором были сделаны сегодняшние находки. Казалось, она касалась черной зубчатой стены леса, будто зацепившись за нее. Пора было спать.
Когда они вышли из леса, луна уже взошла, освещая своим бледным светом широкую долину. Недалеко от них, шагов семьсот, не более, виднелся городок, маняще зовущий теплом огней и запахом еды. Путники устали. Шел тридцатый день их путешествия, они давно покинули приютившую папский престол Францию, прошли горы Австрии и Богемии, пересекли неряшливую Польшу и неторопливую Литву. Весь этот день они шли по Тверским землям – пустынным и диким местам. До Москвы, столицы этого варварского государства, оставалось 2 дня ходу. Их священная миссия, о которой, впрочем, знал только один из путников, заканчивалась именно там.
Аббат показал рукой на городок, и троица ускорила шаг. При удачном раскладе их ждал здесь ночлег и ужин, при неудачном… кто их знает, этих варваров. В Европе столько рассказов ходило о дикости и темноте этого народа, что и верить было страшно. Как этим дикарям удалось заполучить величайшую Святыню? Какими вообще неисповедимыми путями оказалась она в этом глухом краю?
Дорога привела их к воротам в высоком частоколе.
– Кто такие? – Стражник у дверей был воистину огромен, а количество растительности на лице (бородой это трудно было назвать), казалось, пыталось составить конкуренцию лесам, покрывающим этот глухой край.
– Путники. Везем послание от его Преосвященства, Папы Римского Климента Шестого, Великому Московскому Князю, Симеону.
Аббат в очередной раз порадовался мудрому решению Папы дать ему в сопровождающие этого громилу – литовца. Он прекрасно исполнял роль охранника. Близ одной польской деревушки шайка негодяев хотела поживиться, встретив на пути хорошо одетых европейцев во главе с аббатом, но общение с Литовцем навсегда отбила у них эту охоту. Даже если кто-то из поляков и выжил после встречи с ним, он надолго забудет про свой лихой промысел. Помимо этого, сносно говорящий на варварских языках, Литовец должен был стать переводчиком на пути в Московию, с чем он в очередной раз, похоже, прекрасно справился.
Путников провели в город, да, собственно, и городом то это называть было странно. Десятка два низких, приземистых деревянных домов сгрудились вокруг единственной площади, над которой возвышалась церковь, тоже, видимо, деревянная. Аббат отметил про себя, что надо будет утром рассмотреть ее поподробней. Ему говорили в Риме, что варвары-русы строят церкви из дерева, не используя ни единого гвоздя. Конечно, этот небольшой сруб и близко не сравнится с величественными римскими соборами из камня и мрамора, но, наверное, будет забавно по возвращении рассказать об этих чудовинах, которые ему довелось увидеть своими глазами. Рядом с церковью он разглядел под светом луны большое строение, размерами гораздо больше, чем окружавшие его домишки. «Видимо, дом местного князя», – подумал аббат и оказался прав. Собственно, к этому дому их и привел стражник. Он открыл дверь небольшой пристройки – скорее, даже, сарая, прилепившегося к стенам княжеских палат. Бородатый жестом показал им на вход и, передав Литовцу еле коптивший факел, пошел обратно в сторону ворот. Громила первый зашел в дом, огляделся, насколько позволял еле тлеющий огонь, и дал знак попутчикам. Оставив слуге лошадей, аббат вошел в их временное пристанище – низкий потолок, земляной пол, очаг из камней по центру, охапка хвороста. Шкуры, брошенные по углам, видимо, исполняли роль кроватей. Несмотря на лето, внутри было довольно сыро. Аббат разжег огонь в очаге и приступил к молитве. Его священная миссия, порученная Папой, была близка к завершению.