— Сдадите меня полиции? После того, как признались, что Джамбо — часть вашего рискованного бизнеса? Очень мило. И очень недальновидно.
Сначала Корки молчала, а потом протянула руку к горлу Джонатана. Прежде, чем она успела сжать пальцы, он сумел схватить ее за запястье, но озлобленную решимость Корки не так-то легко было укротить.
“И в чем ее смертоносность?”.
Она стиснула его адамово яблоко и облизнулась. Под закатанными рукавами рубашки напряглись мускулы, натренированные, очевидно, в яростных попытках доказать всему миру, и особенно собственному отцу, что женщина тоже может сделать больно мужчине. В то же время она сохраняла на лице привычную смешливость, а в ее рельефной изящной силе чувствовала особенная стать.
— Не привыкли стелиться перед девками, да? — Коркоран чуть ослабила хватку — ей пришлось — Джонатан знал, что на ее руке останутся синяки от его пальцев. — Но вы меня не знаете, милый мой. Если потребуется, я выверну вас наизнанку, найду то, что мне необходимо, раздеру на кусочки ваши внутренности, а потом скажу, что так и было.
Она ухмыльнулась краем рта и чмокнула его в щеку влажным поцелуем, на секунду окутав лицо гривой волос.
— Ох, дорогой, мы с вами еще почешем языками, когда вы исцелитесь. А пока не слишком пяльтесь на нашу фею. Иначе кое-кто получит розгами по своему восхитительному мягкому месту. Доброго дня.
========== III ==========
Джонатана немного удивляло, что на этом острове, где столько женщин, мужчины — статусные и всевластные — почти не обращали на них внимания. Хорошенькие девушки, словно подобранные на нелегальном кастинге, обстирывали господ, убирались, готовили, загорали на шезлонгах у бассейна, зачитываясь библиями мод, катались на лошадях… И Джед, казалось, олицетворяла собой всех женщин на острове, собрав в своем образе воедино всё существующее многообразие, расфракционированное по своим скромным обязанностям. Она властвовала над домашней обслугой, и Джонатан отдавал ей должное — Джед не хуже его знала, какое марочное вино подойдет лучше к сибасу, а какое к крабам. Хотя она не служила в “Майстере” — предрасположенность к лучшему, к миру требовательных и великих, была в ее аристократической крови. Текла в венах. В то же время ее господство распространялось только на хозяйственные стороны, и для Дэниэля — Джонатан не мог не видеть — она была скорее сестрой, чем матерью, и именно поэтому мальчик обижался на Джед реже, чем это обычно делают дети по отношению к своим родителям. Он знал, что она не имеет над ним власти. Так же, как и Джонатан не имел. Но, разумеется, мальчик испытывал определенное чувство трепета и робости перед тем, кто не только спас ему жизнь, но и основательно покалечил его похитителя.
Кроме того, со временем Джонатан открыл, что Корки — вертлявая и озорная, опасная, но все же женщина — явно стояла на ступень выше, чем Джед, и в то же время ниже. Первое выражалось в ее подобострастной и неустанной покорности перед Роупером, который взамен позволял Коркоран иметь что-то вроде независимости. Все документы, контракты и договоры, подписанные ею, давали возможность дочери майора разведки занимать вакантное место в самых грандиозных кампаниях Дикки Роупера. Это было, вероятно, единственное, чем она гордилась; единственное, что скрашивало ее несносное существование на этой вилле, где каждая женщина, с которой спал хоть кто-то из мужчин, была неизменно выше Корки в совершенно другом смысле.
— Вы-пи-вош-ка, — выдохнул Фриски, отставляя банку “Гиннесса” и складывая руки на животе. Лоснящиеся носки его туфель блестели в полуденном солнце, а расслабленное тело растеклось по шезлонгу, как полурастопленный кусок жира. — Болтунья и вы-пи-вош-ка, наша Корки. Только ты, братец Томми, палец ей в рот не клади и ничего другого тоже. Злая она, как ободранная сучка, вечные истерики — что не так сделаешь, и все, хана тебе. Докопается до дерьма, налипшего на твою подошву, а потом побежит к Шефу. Только мы тебя и видали, — изобразив улыбочку, он картинно помахал Джонатану кончиками пальцев. — Короче, сука перманентная. Подвид — дочь развед-агентуры. Вечно все ей надо знать, а то ведь свербит в одном месте. Ну, что сказать, и то правда — Шеф ей доверяет, так что не перебегай дорожку малышке-Корки.
Джонатан слушал Фриски с улыбкой, но отдаленное ощущение предстоящей истории, которую ему обещала Софи в их совместных грезах, кричало, что этот совет пропадет втуне. Результаты подпольных действий Берр уже давали о себе знать, и Джонатан, устраненный в свое время от лишней информации, начинал догадываться, какая роль отведена ему в этой истории.
“Что вы думаете о мисс Коркоран?”.
Он думал, она наблюдательная — ее ноздри неизменно раздуты, когда Корки смотрит на него; он думал, она преданная — ее услужливость Роуперу не видела конца и края; он думал, она интересная. И опасная. И Джонатан видел, что его привязанность к Джед была бы более простой и даже менее разрушительной, чем симпатия к ядовитой Корки, которой опасался почти каждый обитатель виллы.
Словно читая его мысли, золотистоволосая девушка Роупера подкидывала ему шансы, улыбки и касания. Не стесняясь своей наготы и привлекательности, она — то ли по прихоти, то ли по глупости — манила его туманными призывами, за которые Джонатан мог расплатиться своей головой. Пикантность их взаимного кокетства заканчивалась в тот момент, когда он вспоминал, что Джед это Джед, а Роупер это Роупер, и образ дивной блондинки резко мерк перед его глазами, приглушенный ореолом беспомощности и безволия. Корки была безвольна по-своему, но Джонатан наблюдал за ней так же, как она за ним, и видел, что ее дух постепенно предает разум. Она сквернословила — боролась. Пила, стараясь забыться. Болтала без умолку — лишь бы создать видимость того, что ее слово стои́т наравне со словом Роупера.
Джонатана бесило, что Джед не могла делать того же. Не могла бороться. И бесило, что он сам был не в состоянии противостоять своим демонам, а его сны каждую ночь оказывались полны то одной женщиной, то другой, когда как сам он был послан сюда с целью защитить память третьей.
В конце концов, упоение секретной вылазкой в кабинет Роупера сыграло с ним злую шутку, хотя Софи так не считала.
Глаза у Джед, заставшей его у себя в спальне, казались испуганными.
— Я одержим тобой, — повторял Джонатан, сам себе удивляясь. — Я одержим тобой. Ты пуста. Ты бездумна. Ты девушка Роупера.
“Тшшш, мистер Пайн, — Софи прикрывала глаза от удовольствия. — Позвольте страсти быть чуточку свободней. Вас лихорадит”.
“Она глупа, госпожа Софи. Разве это не игра? Разве я не говорю ей это, потому что у меня нет другого выхода? Разве я не говорю ей это, чтобы объяснить, почему я стою в их с Роупером спальне?”.
“Мистер Пайн, только не говорите мне, что та женщина…”.
Софи пыталась вести с ним поучительную беседу на грани сна и реальности, когда в его голове перемешивались несуществующие картины бессознательного. Она наступала, Джонатан вежливо уходил в оборону, не смея высказать вслух то, что уже понял, а Софи хотела утаить в дальнем уголке его души. Но это была также милость с ее стороны — она желала спасти ему не только жизнь, но и помочь сохранить здравомыслие, собственную гордость, правильные ценности, которые они оба разделяли.
И которые совершенно точно не разделяла Корки.
“Вы не можете, мистер Пайн, ее озлобленность… — Софи печально вздыхала. — Будет ли это полезно вам? Излечит ли раны вашей души? Мужчины всегда думают, что могут стать для женщины благодетелем — так размышлял мой муж, так воображал Фредди, и в ту же ловушку попадаете вы. Темное и светлое может сосуществовать в гармонии где угодно, но только не в нашей реальности, мистер Пайн. Рано или поздно, добро будет разъедено злом, потому что белое никогда не останется незапятнанным, если вы облачите в него окровавленное тело”.