Словно услышав голос Софи, Корки решительно отстранилась, упираясь ладонями в грудь Джонатана.
— А губы у тебя сухие и невкусные, — сказала она, скривившись, потом тут же вспыхнула, заглянув ему в глаза. — И вблизи ты раздражаешь ещё больше.
— Но все же решила меня обработать?
— Хочешь жить — умей вертеться.
Он с укором посмотрел на нее, и она, словно оттаяв, мазнула его легким поцелуем в скулу.
— Завтра пойдем по магазинам. Клайв должен подобрать тебе пару костюмов, чтобы ты, любовь моя, выглядел как настоящий управляющий директор. Лично выберу тебе брюки поуже. Я, конечно, не такой восхитительный шеф-повар, как ты, но знаю, что месть нужно подавать с приправами.
— Мне жаль, что так получилось, — он ласково пробежался пальцами по выпирающим позвонкам на ее спине.
— Ни хрена тебе не жаль, — Корки мгновенно ощетинилась и скользнула с его коленей обратно на террасу. — Ты Шефа матросишь — это понятно. Непонятно только, зачем тебе это вообще надо и откуда руки растут.
— Если хочешь поиграть в Мату Хари, то не стоило выкладывать на стол все карты.
Она пожала плечами.
— Любовь моя, ничто не вечно — все себя выдают, рано или поздно. Шеф — романтик, всегда хотел кому-то слепо доверять. Вот и вляпался в тебя. Джед с коровьими глазами бегает перед тобой голяком — ей тоже, видно, романтики недостает. Жить надоело. А Дэнни скоро будет спать с твоей фотографией под подушкой, потому что его отец предпочитает нянчиться с пушками, а не с собственным сыном, — она коснулась лица Джонатана, словно оценивая его, как один из скульптурных экспонатов, которыми была заставлена вилла Роупера. — Ты, дорогой, тоже встал на путь саморазрушения. Это я тебя предупреждаю. Видишь, какая добрая?
Джонатан улыбнулся, склоняя голову и пытаясь получить чуть больше нежности от грубых ладоней.
— Вали отсюда по-хорошему, — вдруг тихо попросила Корки. — Вали, пока не поздно. Кто бы ты, черт бы тебя побрал, ни был.
— А ты со мной? — Джонатан подумал о Берр, и о том, что после таких слов она бы точно забрала обратно его звание “идеального англичанина”.
— Я с тобой завтра по магазинам, — она нахмурилась и слегка шлепнула его по щеке. — А дальше сам, большой уже мальчик.
Коркоран выглядела не смешливой, а очень печальной.
— Что будет теперь с тобой?
— Ничего. Ничего не будет. Вы с Шефом умотаете по своим великим мужским делам, а я возьму пример с Джед, и буду покуривать, лежа на шезлонге — поджаривая свои ножки к твоему возвращению.
— Верится с трудом.
Она скривилась.
— А вам, сэр Прекрасная Задница, хотелось бы этого? Думаю, нет. И вообще-то у меня были другие планы. Оккупирую твой дом, поищу камеры, передатчики, телефоны, диктофоны… Какими там примочками пользовался этот слащавый позер Джеймс Бонд, а?
Ее слова были суровы, и Джонатану не приходилось сомневаться, что именно так Корки и поступит. По спине побежали мурашки, но он не совсем понял — то ли от страха перед возможным разоблачением, то ли из-за того, что Корки все это время будет спать в его постели, когда самого Джонатана там не будет.
Корки же, похоже, занимали совсем другие мысли.
— Я себе “Трэйдпасс” верну, — неожиданно сказала она, поднимая его за подбородок и глядя сверху вниз с неприкрытым презрением. — Пока, что скрывать, не знаю как, но верну, и даже твоя убедительнейшим образом прекрасная задница не встанет на пути моего фундаментального намерения.
— Не знаю, что меня пугает больше, — Джонатан улыбнулся, — твои угрозы или твои формулировки.
Озорно ухмыльнувшись, Корки снова упала в его объятия и приникла губами к нежной коже за ухом.
— Лучше бойся будущего, — прошептала она, обвивая шею Джонатана, словно бугенвиллея стены виллы — крепко и страстно. — Я никогда не бросаю слов на ветер, любовь моя, — Корки нарочно ласково поцеловала его в шею. — Это у меня от папочки.
***
Она ненавидела его.
Он ненавидел ее.
Так считали почти все обитатели виллы, кроме тех гостей, что прибывали на званые вечера Роупера и судили только по тому, что видели. А эта сторона их непростых взаимоотношений носила сугубо культурный и безупречный характер — частые разговоры тет-а-тет публично, короткие поцелуи — за мраморными оплетенными колоннами и в доме Джонатана, куда Корки продолжала приходить без стука. Подлинная идиллия, перемежающаяся угрозами, увещеваниями и приступами ярости.
Повторная вылазка в Монако, в сопровождении Сэнди, для Роупера увенчалась успехом, итальянские костюмы — с легкой руки Корки — были закуплены и исполнены в соответствии со всеми угрозами, но Джонатан отбывал, не прощаясь с ней.
“Перестаньте искать в женщинах больше того, чем они являются”.
Перед отъездом, глядя на то, как заливающаяся смехом Корки, развлекается на пляже с мускулистыми друзьями Дороти, Джонатан сначала подумал, что Анджела Берр была права. Злословница Лэнси Коркоран оставалась собой — пьяницей и болтуньей, с прокуренным голосом; нечистая на руку подружка оружейного барона — циничная и эпатирующая своей вульгарностью. Его руки сжимались в кулак, и он почти был готов сесть в машину, отвернувшись — отвернувшись от нее навсегда.
А потом она прекратила смеяться и посмотрела на него, когда думала, что никто не может ее увидеть.
Никто и не увидел. Кроме Джонатана.
“Любовь моя, идешь на смерть, и выглядишь сногсшибательно! А уж сзади…” — он почти прочел это в ее наглом взгляде.
“Я бы поцеловал тебя, но ты, кажется, сейчас занята другими”.
Она едва заметно пожала плечами.
“Это прикрытие, хороший мой. Я тоже шпион. Шпионю за тобой”.
Джонатан хотел беззвучно сказать что-то еще, но Фриски, открывший перед ним дверцу автомобиля, нетерпеливо постучал ботинком по асфальту.
Он, однако, был вполне удовлетворен ощущением, что она смотрела ему вслед.
“Что ж, мистер Пайн, девушка вполне забавная, — шепнула ему Софи, когда он, после долгой и изнуряющей беседы с Роупером, решил немного отдохнуть в самолете. — Кусается, шипит, но забавная. Этот отвратительный человек задавит в ней всё лучшее”.
“Ты думаешь, Софи, в ней ещё что-то осталось?”.
“Я полагаю, если бы ответ был “нет”, то вы, мистер Пайн, не стали бы тратить на девочку время”.
Беда была в том, что Джонатан не знал, насколько он прав. Единственные доводы, которые приходили ему на ум, имели вкус ее поцелуя — чуть терпкий, с нотками бренди или вина; ее запах — соли и ночи; ее глаза — болотистые озера Аль-Хавиза. И ее смугловатые ноги, которые вытеснили из памяти греховную нагую белизну Джед.
“Она грубовата, я признаю. И она признает”.
“Просто она копьеносица, мистер Пайн. Это в её крови. Бороться”. [2]
“Но тебе Корки не нравится”.
Софи с очаровательным смирением вздохнула.
“Каждая женщина будет немного ревновать, если ее бывший мужчина влюбится. Даже, если мертва, — она виновато улыбнулась. — Лучше расскажите, мистер Пайн, как продвигается наша с вами операция? Этот человек, кажется, начинает считать вас своим другом?”.
“Похоже на то. Но, по правде говоря, Софи, я уже от этого безумно устал”.
“В таком случае не буду утомлять вас разговорами. Идите ко мне в объятия, мистер Пайн”, — нежная арабка принялась укачивать его как ребёнка, прижав к своей груди — и Джонатан готов был поклясться, что почувствовал жар её тела.
“Я бы хотел…”
“Тшшш, я знаю”.
Джонатан позволил себе укрыться от всего мира в окутавшем его тепле. Жизнь редко давала ему передышки, исполняла желания еще реже. Вот и сейчас он не мог иметь всего, о чем мечтал. Софи — сердечная и понимающая — конечно, была рядом с ним, Джед — томная и преступно женственная — позволила ему остаться свободным от ее жара, но еще одной сильной женщины не было нигде.
Корки — сообразительная и шустрая — осталась где-то на Майорке.