– Я бросила алагай хора, прежде чем принести тебе черную одежду, – сказала она. – Если ты ляжешь с дживах’шарум, одна из них убьет тебя.
Глаза Джардира широко распахнулись. Неслыханно!
– За что?
– Кости не говорят нам, «за что», сын Хошкамина. Они сообщают нам, что есть и что может случиться. Возможно, любовница Хасика захочет отомстить, а может, у кого-то из женщин кровная вражда с твоей семьей. – Она пожала плечами. – Берегись дживах’шарум, не то пожалеешь.
– Выходит, я никогда не познаю женщины? Ничего себе судьба для мужчины!
– Не преувеличивай, – фыркнула дама’тинг. – Жениться тебе ничто не мешает. Я брошу кости, чтобы подыскать тебе подходящих жен.
– Зачем тебе это?
– Не твое дело.
– И какова цена? – спросил Джардир. В Эведжахе не раз говорилось, что всякому, пожелавшему использовать магию хора не для шарак, придется заплатить.
– Ха! А ты уже не такой простачок, каким кажешься. Вот и славно. Цена – ты возьмешь меня в жены.
Джардир похолодел и застыл. Взять ее в жены? Немыслимо. Она пугала его.
– Я не знал, что дама’тинг могут выходить замуж. – Он попытался выиграть время. Голова пошла кругом.
– Можем, если захотим. Первые дама’тинг были женами Избавителя.
Джардир снова посмотрел на нее. Плотные белые одежды скрывали все изгибы ее тела. Из-под головного платка не выбивался ни один волосок, плотное покрывало было натянуто на нос, и даже голос ее звучал приглушенно. Видны были только глаза, ясные и горящие, как угли. Они казались странно знакомыми, но догадаться о ее возрасте и тем более о красоте было невозможно. Она девственница? Из хорошего рода? Кто знает… Дама’тинг забирали у матерей совсем девочками и воспитывали втайне.
– Мужчина вправе увидеть лицо женщины, прежде чем решить, жениться на ней или нет.
– Не в этот раз, – возразила дама’тинг. – Неважно, пленит ли тебя моя красота, плодовита ли я. В твоем будущем сверкают сотни ножей. Я буду твоей дживах ка, иначе тебе придется до конца своих дней пугливо озираться без моих предсказаний.
Дживах ка. Она не просто хочет выйти за него замуж, она желает быть первой среди его жен. Дживах ка вправе выбрать ему дживах сен, младших жен, и все его дживах сен покорятся ее воле. Она будет единолично вести его дом и воспитывать его детей, подчиняясь только ему, и Джардир не дурак, чтобы верить, будто она не намерена подмять и его.
Но разве можно ей отказать? Схватки лицом к лицу ему не страшны, но война – это обман, как учит Хеват, и не все мужчины сражаются с врагами кулаком и копьем. Отравленный кубок, кинжал в спину – и он отправится к Эвераму, не успев заслужить права на рай, не поделившись славой с матерью и сестрами.
К тому же грядет Шарак Ка.
– Ты просишь отдать тебе все, – глухо произнес он, в горле у него пересохло.
Дама’тинг покачала головой:
– Я оставляю тебе шарак. Остальное шаруму ни к чему.
Джардир долго смотрел на нее. Наконец он кивнул в знак согласия.
Заручившись согласием, дама’тинг не стала мешкать. Не прошло и недели, а Джардир уже стоял перед дама Хеватом, глядя, как она приносит клятвы.
Джардир смотрел в глаза дама’тинг. Кто она? Не старше ли его матери? Достаточно ли молода, чтобы родить ему сыновей? Что он обнаружит на супружеском ложе?
– Я обещаю себя тебе в жены, как гласит Эведжах, как завещал Каджи, Копье Эверама, который сидит в изножье стола Эверама и возродится в пору Шарак Ка. С чистым сердцем и без обмана я клянусь быть тебе верной и покорной женой.
«Она говорит правду, – задумался Джардир, – или просто хочет и дальше управлять моей жизнью теперь, когда я ношу черное?»
Хеват повернулся к нему. Джардир запнулся, вспоминая слова клятвы.
– Клянусь перед Эверамом, – выдавил он, – Создателем всего сущего, и перед Каджи, Шар’Дама Ка, взять тебя в свой дом и быть справедливым и снисходительным мужем.
– Ты берешь эту дама’тинг в дживах ка? – спросил Хеват, и что-то в его голосе напомнило Джардиру вопрос, который задал дама, когда Джардир пришел просить его провести церемонию.
«Ты уверен? – спросил Хеват. – Дама’тинг – не обычная жена, которой можно приказывать и которую можно побить за неповиновение».
Джардир сглотнул. Уверен ли он?
– Беру, – глухо сказал он. Собравшиеся даль’шарумы радостно закричали, молотя копьями по щитам. Его мать, Кадживах, крепко обняла его младших сестер, и все они заплакали от гордости.
Сердце Джардира колотилось, и отчасти он жалел, что не танцует алагай’шарак в Лабиринте, а стоит в полумраке заваленной подушками комнаты, куда они удалились.