Разумеется, он бы не сделал ничего подобного, но ей было незачем об этом знать.
– Ты не посмеешь! – ахнула Каша.
– С чего бы мне беречь честь твоего племени, если ты не бережешь мою?
Каша зарыдала, но достала мешочек из плотного черного войлока, какие дама’тинг всегда носили с собой. Он был привязан к ее талии ниткой разноцветных бус.
Джардир давно привык к ритуалу и задернул тяжелые бархатные занавеси, чтобы ни один луч солнца не нарушил чары и не испортил кости.
Каша зажгла свечу и со страхом посмотрела на мужа.
– Поклянись, – взмолилась она. – Поклянись, что никогда не расскажешь дживах ка, что я сделала это для тебя.
Инэвера. Разумеется, Джардир подозревал, что его первая жена играет главную роль во всех дворцовых интригах, и все же у него сжалось сердце. Он стал шарум ка, и все же недостоин знать ее планы.
– Клянусь Эверамом и кровью моих сыновей.
Каша кивнула и бросила кости. Глядя на их злобный свет, Джардир впервые задумался, действительно ли они говорят голосом Эверама.
– Сегодня, – прошептала Каша.
Джардир кивнул:
– Убери кости и забудем об этом.
– А Шарах?
– Я никогда бы не обрушился на племя моего сына. – Джардир положил руку на ее живот.
Каша вздохнула и склонила голову ему на плечо. Ее тело обмякло от облегчения.
Когда солнце подошло к концу дневного пути, Джардир оставил спящую Кашу на груде подушек и надел свое черное одеяние и белый тюрбан. Он взял любимые копье и щит и спустился на ужин с кай’шарумами.
Они запивали пряное мясо холодной водой. Блюда подавали мать, жены-дама’тинг и сестры Джардира. Жены-дама’тинг наверняка прятались в тени и подслушивали, хотя никогда бы не снизошли прислуживать за столом, несмотря на свой статус дживах. Напротив Джардира сидел Ашан, его духовный советник. Шанджат, сменивший Джардира на посту кай’шарума его отряда, сидел по правую руку, Хасик, личный телохранитель, – по левую.
– Сколько мы потеряли прошлой ночью? – спросил Джардир за чаем.
– Четырех, первый боец, – ответил Ашан.
– Каджи потеряли четырех? – удивился Джардир.
Ашан улыбнулся:
– Нет, мой друг. Красия потеряла четырех. Двух воинов-наживок и двух дозорных. Все даль’шарумы увидели рассвет в блеске славы.
Джардир улыбнулся. С тех пор как он стал шарум ка, еженощные потери сократились, а демоны гибли сотнями.
– А алагай? Многие ли увидели солнце?
– Больше пяти сотен, – ответил Ашан.
Джардир засмеялся. В действительности и две набралось бы с трудом, поскольку каждое племя преувеличивало свои заслуги, но и это было прекрасным результатом, даже не снившимся предыдущему шарум ка.
– Племена на восьмом уровне так и не обрели славы, – сообщил Ашан. – Мы подумываем оставить ворота Лабиринта открытыми дольше, чтобы алагай хватило на всех.
Джардир кивнул:
– На десять минут. Если не хватит, завтра добавьте еще десять. Сегодня я буду осматривать новые скорпионы и камнеметы на стенах.
Ашан поклонился:
– Как прикажет шарум ка.
После ужина они отправились в Шарик Хора, где Дамаджи превознесли их успехи и даровали благословение на грядущую битву. Воины выступили в Лабиринт. Джардир задержал двоих своих помощников.
– Хасик, сегодня ночью ты наденешь белый тюрбан, – велел Джардир.
Глаза Хасика вспыхнули.
– Как прикажет шарум ка, – поклонился он.
– Ты, верно, шутишь! – воскликнул Ашан. – Позволить даль’шаруму изображать шарум ка значит нарушить наши священные клятвы!
– Вздор. В Эведжахе говорится, что Каджи часто играл в подобные игры, когда не хотел, чтобы о его передвижениях стало известно.
– Прошу прощения, первый боец, но ты не Избавитель, – заметил Ашан.
Джардир улыбнулся:
– Возможно. Но разве Шар’Дама Ка оставил нам Эведжах не в назидание?
Ашан нахмурился:
– А если Хасика разоблачат?
– Не разоблачат. В ночном покрывале пращники его не узнают, поскольку редко видят меня вблизи. Зато все увидят Хасика на стенах, и шарумы не заподозрят, что меня не было ночью в Лабиринте.
– Если ты ошибаешься, его казнят, – предостерег Ашан.
Джардир пожал плечами:
– Хасик убил сотни алагай. Если такова его судьба, он откроет глаза в раю.
– Я не боюсь, шарум ка, – заверил Хасик.
Ашан фыркнул.
– Только дураки ничего не боятся, – пробормотал он. – И куда ты пойдешь, пока все думают, будто ты на стене?
– А это мое дело. – Джардир забрал у Хасика черный тюрбан и повязал покрывало.
По ночам на улицах Форта Красии царила тишина. Все настоящие мужчины сражались, а жалкие хаффиты, женщины и дети запирались в Подземном городе. Как и у других городских дворцов, у дворца шарум ка были собственные стены и метки, его нижние уровни в нескольких местах соединялись с Подземным городом. Ни один алагай не мог проникнуть во дворец, даже если бы прорвался сквозь внешние стены Красии, чего, насколько знал Джардир, никогда не случалось.