Все видишь, все чувствуешь, все воспринимаешь… А дела до этого нет. Как будто из чужих глаз смотришь на мир, но при этом знаешь, что ты — просто наблюдатель, что контроля над телом у тебя нет, а значит и пытаться делать что-то просто нет смысла. Вот и сидишь и не дергаешься. Что бы там эти лысые не намешивали в это варево, оно действует. За эти шестьсот лет люди явно продвинулись в изучении демонов намного дальше, чем я надеялся.
Я усмехнулся, хватая очередной камень — не хватало мне еще, чтобы демон, узнав об успехах людей в уничтожении себе подобных, начал бояться их и передумал объединиться с двумя другими частями. Ведь это будет значить, что шансов на спасение у меня нет. Вернее, шансы есть, ведь Тора говорила, что способы отделить демона от человека имеются. Но, учитывая, что за демон внутри меня сидит, учитывая ту лавину магии, что придется обрушить на меня магам ордена, чтобы разделить нас с ним, возникает резонный вопрос — а каков вообще шанс, что мое тело все это выдержит? Ведь даже при изгнании не самых сильных демонов есть шанс, что носитель погибнет.
Если учесть все вводные моего случая, получится, что мой шанс погибнуть во время этой операции — почти стопроцентный. А умирать второй раз я не готов. Я и к первому-то был не готов, чего уж там.
Я продолжал тренироваться и выполнять задания, которые мне давали монахи ордена, а они будто что-то чуяли — стали просить делать вещи, далекие от кидания камней и складывания их в кучки. Несколько раз они водили меня в другие помещения храма с просьбами более бытового плана — то поправить покосившуюся дверную притолоку, то выкорчевывать из земли мешающий пень, то поднять и подержать захворавшую лошадь, пока ее лечат. Задания были постоянно разными, и, слабо представляя себе реально необходимую степень физического воздействия, я вполне мог бы спалиться перед монахами со своим планом, приложив нереалистично большое для своего формального состояния усилие. Но, к счастью, у меня был мой личный демон, который намного лучше меня понимал этот мир, и знал, как я должен поступить в каждом отдельном случае, чтобы не вызвать подозрений. И если с лошадью я справился без проблем, с притолокой пришлось изобразить некоторую заминку, то в ситуации с огромным, почти с меня толщиной, пнем пришлось призвать на помощь все свое небогатое актерское мастерство, показывая, как туго мне дается его утилизация. Хотя на самом деле я чувствовал, что все, что нужно это обрасти доспехами полностью и несколько раз сверху-вниз ударить кулаками в десяток точек по окружности пня, раскалывая его на чурбачки, после чего каждый из них вытянуть из земли по отдельности.
Но, коль скоро орден меня все это время обманывал, я его обманул тоже и пень из земли так и не вытащил. Пусть сами с ним мучаются. Может, это отвлечет пару лишних человек, которые в противном случае мозолили бы глаза о мою персону, чего мне совершенно не нужно.
Каждый раз, когда тренировки прерывались каким-то необычным заданием и нужно было куда-то идти, становился отличной возможностью получше изучить планировку храма, и я ею пользовался на всю катушку, активно вертя головой и разглядывая все, до чего дотянется взгляд. Концентрическая планировка, которая до этого момента существовала в моей голове весьма фрагментарно, потихоньку наполнялась подробностями, создавая пусть неточную, но вполне отвечающую моему замыслу, карту. Внешние круги храмовых стен ограждали поля и пастбища, с которых питался храм. Да, они были небольшие — попробуй впихни большую площадь между двух стен, но для маленького населения храма этого, видимо, хватало. Самое плохое на пастбищах было то, что там всегда, даже ночью, были пастухи. Молодые лопоухие мальчишки в хламидах на три размера больше, чем нужно, но они были, и скот пасли даже в темноте. Значит, внешние круги надо будет уходить по полям, на полях по ночам нет никого.
Следующие круги занимали хозяйственные постройки, в том числе и те, что относились к обслуживанию полей. Они располагались весьма неплотно, видимо потому что между ними предполагалось перемещать большие грузы. Концентрическая застройка этому явно не способствовала, вот и пришлось выкручиваться, оставляя между хлевами и амбарами много свободного пространства.
Предпоследний круг занимали кельи монахов, кое-где перемежаемые какими-то нежилыми постройками — возможно, они были важны для местной инфраструктуры. На самом деле, называть обиталища монахов кельями не вполне правильно. Это были скорее несколько больших общежитий, расположенный в пространстве между стенами и разделенное на комнаты. В каждой комнате жило по одному монаху, при этом в каждом одноэтажном здании был общий туалет и общая ванная комната. Общага, как она есть. Жило в каждом таком здании около пятнадцати человек, в сумме это не дотягивало даже до сотни, но из-за близости к внутреннему радиусу, и, как следствие, небольшой протяженности периметра, натыканы здания здесь были довольно плотно — таких площадей, как между амбарами и хлевами уже не найти.