Наконечник, глухо соприкоснувшись с деревом, лёг на стол. Андре смотрел на сталь со смешанным чувством облегчения и утраты.
- Наконец-то после стольких лет он снова у нас, - отец Рубио перевёл глаза с лезвия на гостя. – На нём следы крови. Почему?
- Эта кровь уже высохла и так же холодна, как та, что на трупах, лежащих в подземелье замка Келли, как кровь, пролитая мной в горах Греции. Она так похожа своим чёрным цветом на реки крови, пропитавшие землю в наполеоновских войнах, на потоки, заполнившие улицы Варшавы после входа туда войск генерала Паскевича… Сколько ещё нужно пролить её, чтобы железо, - Мерон подтолкнул к отцу Рубио наконечник, - насытило свою ярость? Она так велика, что от людей, устроивших мне засаду в Шотландии, остались изрезанные вдоль и поперёк кровавые куски.
- Ты испытал силу стали и себя… - наставник печально опустил свой взгляд.
- У меня не было выхода, - Андре в возбуждении заходил по комнате. - Святой отец, вы уверены, что тот, кто устроил нападение на вас и на меня в замке Ордена, не завладеет наконечником Габсбургов, Туринской плащаницей, мечом пророка или книгой книг? – Андре присел на корточки у ног отца Рубио и заглянул ему в глаза. - Вы – хранители опасных сокровищ. Вы слишком самоуверенны в своей непогрешимости и присвоенном себе праве владеть ими. У вас в руках – не реликвии, а дьявольская сила, пожар и лава, скрытые до времени тонким слоем вашей гордыни. Малейшая трещина, тонкая щель - и огонь вырвется наружу, сжигая правых и виноватых…
Наставник тихим, но твёрдым голосом перебил Мерона:
- Ты в чём-то прав, сын мой. Но всё это – наша миссия и предназначение, возложенные на нас Господом. Не дать реликвиям попасть в руки людей злых, беспринципных, бессовестных и алчных. Это – карма. Моя - и твоя тоже. Ибо ты выбран Господом и приготовлен нами. Ты – один из посвящённых, и скоро будешь хранителем печатей.
- А если нет? - Андре вскочил на ноги. - Если я слаб и смущён духом, неуверен в своей и вашей правоте и предвижу опасность от реликвий в будущем? - он показал рукой на наконечник. - А если во мне возникнет искушение обладать им во зло?
- Нет, сын мой. Десять лет испытаний – достаточный срок для обретения веры, силы и надежды. Ты – благословляем самой судьбой. Ещё твой прадед в Святой земле - рыцарь Гюи де Меро - касался ладонью этой смертоносной стали.
Удивление Андре никак не отразилось на его лице. Он так привык к сюрпризам, преподносимым ему жизнью, что ещё один секрет, о котором случайно или преднамеренно обмолвился наставник, не произвёл на него должного впечатления. Он только подумал: «В этом мире нет ничего случайного. Всё имеет своё начало и причину».
Тем временем Отец Рубио засыпал его словами:
- Ты доказал, что можешь хранить тайны, которые сегодня будут открыты тебе. Сомнения не посещают только глупцов и простаков. А ты оставайся твёрд в своём праве сомневаться и разделять сомнения с другими посвящёнными, преодолевать искушения и восстанавливать гербы, треснувшие и утратившие символы чести под действием времени. Ты будешь посвящённым ровно столько, сколько понадобится человечеству преодолеть инерцию саморазрушения. Мало того - если не хватит отпущенного тебе срока, ты приготовишь других и передашь им печати, – наставник положил руку на грудь Мерону. – Вот здесь должна быть сила и уверенность, выдержка, воля и надежда. После долгого возведения стены терпения из гранита веры, такая надежда – открыть людям предназначения реликвий - была явлена нам однажды волею Господа… - Отец Рубио на секунду замолчал, вытаскивая из воспоминаний даты и лица.
Мерон внимательно слушал.
- Ты, конечно, слышал об эпохе возрождения? - Наставник усадил Андре рядом с собой.
- Какие были люди, какое благословенное время! Джорджо Вазари[201] из Ареццо, Андреа дель Сарто[202], Микельанджело, Леонардо да Винчи, семейство Медичи… У Приората была уверенность, что вот он - золотой век человечества. Он стучится в ворота Флоренции стилосом античности, перьями Томаса Мора, грифелем Эразма Роттердамского, Никколо Маккиавелии и Мартина Лютера. Время писало картины будущего кистями Рафаэля Санти, Тициана, Антонио Кареджо. Мы думали, что вот-вот Рим превратится в Афины времён Платона и станет городом Солнца[203]. Что близок день явления Книги книг, прикосновения к святыням и тайнам, – слабая улыбка блуждала на губах монаха лёгким налётом книжной памяти.
- Но, увы… Медичи не оправдали наших надежд. Двое из них стали папами и вступили на путь войны и заговоров, убийств и отравлений. Когда Джулио Медичи овладел папским престолом под именем Климента VII и отдал Рим на разграбление войскам Габсбурга, мы поняли, что время ещё не пришло, – отец Рубио вытер пот, обильно выступивший на высоком лбу.
201
202
203