Заговорщики (в их число входил и Брут) - приверженцы республиканской формы власти - нанесли ему 23 колотые раны короткими кинжалами и ножами для разрезания фруктов, спрятанными ими в складках одежды. Все они, по свидетельству Светония[27] и со ссылкой на врача Анастасия, были не смертельны - кроме одной. Отверстие этой роковой раны напоминало след от широкого, толстого и длинного лезвия. Такие следы на теле оставляет только копьё.
Завещание Цезаря было вскрыто в доме императора в присутствии родственников, сторонников и друзей убитого. Среди завещанных разным людям вещей, в том числе: значительных сумм некоторым убийцам Цезаря в aureus (золотая монета Рима), ювелирных украшений, золотой и серебряной посуды, книг и прочего имущества упоминалось некое копьё, которое следовало пожертвовать храму Геркулеса в Гадесе[28], поместив в бронзовый саркофаг и положив в основание статуи Александра Великого. Однако при описи имущества цензором Рима ни в кладовых, ни в личных вещах Цезаря копья не оказалось. Во время дознания, проведённого по горячим следам другом императора Марком Антонием о ходе которого на Форуме ходили противоречивые слухи, удалось получить показания одного из рабов семьи Цезаря, который видел, как ночью после убийства императора из атрия, в той части, где находился cubiculum (спальня) хозяйки дома, в сопровождении Кальпурнии тайно выходили два человека. Причём у одного из них под плащом слуга заметил короткий блестящий предмет. Со слов служанки, подававшей ночным посетителям вино и сладости, один из них был неизвестным легионером, профиль второго напомнил ей лицо Луция Тиллия Цимбера.[29] Позже служанка загадочным образом исчезла, а Марк Антоний запретил допрашивать «поражённую неслыханным злодеянием и горем» Кальпурнию, очевидно, хорошо помня слова своего патрона и друга: «Жена Цезаря должна быть вне подозрений».
Глава 3
Константин
335 г. н. э.
«…О, сын мой Крисп! Нам с тобой поздно размышлять о делах прошлых, но пока ещё рано думать о вечности. Ведь у нас есть время, чего не скажешь о других. О тех, кто шёл на преступления и убийства ради тщеславия и власти, ради богатства, честолюбия и мелкой зависти. Можно даже не помнить о равнодушных и тихих рабах, о вольноотпущенниках, служивших верой и правдой бывшим хозяевам и наказывавших с жестокостью и усердием тех, кем совсем недавно были они сами и тех, кем хотели бы стать. О телохранителях, мечтавших о собственной охране и дворцах. О крестьянах, пришедших вслед за мной с Запада и гнувших спины на землях Византии, приграничных с территориями воинственного персидского царства Сасанидов[30] на Востоке. Не нужно оглядываться ни вперёд, ни назад. Быть может, вот этой ночью или уже вчера всадники в остроконечных шапках со свистом и криками сожгут жалкую лачугу бедного ассирийца или каппадокийца, жён их распнут на узких лавках и изнасилуют, а детей уведут с собой, чтобы воспитать из них новых воинов для новых набегов завтра. Смотри дальше через поколения поколений, потому что именно сегодня мы закладываем фундамент будущего, которое и блистательно и, быть может, печально».
Из «Ночных бдений» Константина Великого. Библиотека Ватикана. Византийский свиток № LXXV.
Из окон дворца, недавно законченного строителями, император смотрел на свой растущий в размерах город. Поселения мелких торговцев и ремесленников давно вышли за пределы высоких и мощных крепостных стен, начинающихся от самого моря и поднимающихся вверх по довольно крутым холмам. Высокие башни как бы предупреждали мастеровых, купцов и крестьян: «Да, мы готовы пропускать вас с вашими амфорами, горшками, коврами, золотыми украшениями и тканями, но с наступлением ночи вы должны покинуть кварталы знати».
«Надо бы обнести стеной и эти лачуги, - подумал Константин. – Со временем город вытеснит их церквями, аренами цирков, домами ветеранов, казармами наёмников, термами и садами».
Император снова перенёс взгляд на панораму нового города. Архитекторы и строители, следуя указаниям и вкусам Константина, постарались привнести элементы пышности и восточной роскоши в строгие каноны эллинского и римского зодчества. Ротонды, христианские часовни, базилики и церкви соседствовали со строениями греческого и италийского образца. Сферические купола храмов чередовались со стройными рядами прямоугольных величественных сооружений с двускатными кровлями и колоннадами. Дорический стиль дополнялся декоративно-изящным ионическим ордером. Коринфский порядок сменялся изяществом и свободой пространственных композиций, образующих овальные forumus[31] и широкие длинные улицы, пригодные для торжественных религиозных шествий и проезда колесниц. Римские аркады дополнялись ступенчатыми конструкциями, учитывающими рельеф местности. Стены построек всё чаще покрывались фресками, разноцветными плитами мрамора, мозаичной живописью. Резная скульптурная обработка стен воспринималась как лёгкий рельефный рисунок, радующий глаз. Длинные акведуки пересекали город во всех направлениях, доставляя воду во дворцы, фонтаны и искусственные озёра, расположенные в огромных подземных резервуарах, скрытых дворцами и храмами. В городе всё чаще появлялись новые лавки, и мастера всевозможных ремёсел производили почти всё – от великолепного оружия до тканей, ковров и кожи. Константинополь уже перешагнул пролив и вскоре возьмёт под контроль всю бывшую империю персов.
28
29
30