Император, заметив паузу в рассказе Евсевия, тут же спросил:
- А что ты скажешь насчёт наконечника, который я тебе показывал часом раньше?
- Благословен будь, император! Похоже, в твоих руках жертвенное оружие, принадлежавшее Юлию Цезарю. Ведь он был Великим понтификом Рима. Я что-то читал в хрониках периода Октавиана Августа о каком-то копье Цезаря, приносившего ему необыкновенную удачу и покровительство языческих богов. Но то, что это копьё, пронзившее тело Иисуса?.. Прости, не верю. Оно не похоже ни на один вид оружия, которое применяли римляне в Иудее и Египте. Слишком тонкая работа кузнечных дел мастера. Да и сталь очень высокого качества. Для легионов таких не делали. Это скорее редкий заказ редкому умельцу. Штучная работа. – Евсевий на минуту задумался и продолжал:
– Уж коли речь идёт о священных предметах для церквей Византии, позволь послать искусного, предприимчивого, не лишённого воображения человека в Иудею и Иерусалим. При известной ловкости и старании там найдётся не одна достойная столицы Восточной империи реликвия.
Константин кивнул, соглашаясь, улыбнулся и позвонил в колокольчик.
- Ты прав, епископ. А теперь - иди. Мне надо подумать.
О, терпеливый читатель! Нам с тобой пока рано думать о вечности. Оглянемся назад и окунёмся в прошлое. Быть может, уже этой ночью всадники в остроконечных шапках со свистом и криками сожгут жалкую лачугу бедного ассирийца или каппадокийца, жён их распнут на узких лавках и изнасилуют, а детей уведут с собой, чтобы воспитать из них новых воинов для новых набегов в будущем. Без содрогания и тоски о предстоящем времени без нас заглянем пока за стены Большого императорского дворца Константина. Не правда ли, это занятие более интересное, чем думать о будущей пустоте и ночи? Но… как странно! Всё знакомо и близко. Новообращённый христианин идёт с мечом на брата язычника. Сын, которого ещё совсем недавно отец целовал в розовые, пахнувшие молоком матери ладошки, составляет заговор против человека, семя которого подарило жестокому юноше жизнь. Время и жажда власти разрушают родственные связи, кровотоки, привязанность к близким, силу клеевых растворов, удерживающих камни фундаментов нравственных отношений и устои традиций. Иногда достаточно только звуков трубы, чтобы мощные стены дали трещину, зашатались и рухнули, погребая под своими обломками: династии и народы, города и храмы, реликвии и древнюю мудрость богов.
Вот и сейчас время глазами Флавия Валерия Аврелия Константина - Императора Восточной и Западной Римской империй - смотрело на Криспа, узника, прикованного цепями к стене в подвалах императорского дворца на холмах Византия. Допрос вёл лично император. В пыточной камере, кроме отца и сына, никого не было. Официальное обвинение было предъявлено Криспу на основании жалобы жены Константина Фаусты о попытке её изнасилования собственным чадом.
Но разговор без свидетелей шёл совершенно о другом.
- Где святыня, принадлежащая Империи? - голос императора срывался от гнева.
Упрямые глаза сына натолкнулись на суровый взгляд отца. После тяжёлого и долгого молчания прозвучал ответ.
- Она теперь моя. Я прочёл все свитки и собранные тобой доказательства о происхождении наконечника и его магической силе. Смирись, отец, отныне я его хозяин - и с этим ты ничего не поделаешь.
Крисп был так же необуздан в своих поступках, как его мать. Не было ещё такого желания, осуществления которого он не добился бы правдами или неправдами.
- Почему оно должно принадлежать только тебе и приносить к твоим ногам славу, новые земли, золото и женщин? - Крисп торопился и задыхался от возможности наконец-то высказать наболевшее своему царственному обвинителю. - Я тоже хочу строить города и храмы, покорять народы, иметь в наложницах знатных патрицианок и распутных жён царей-варваров. Я тоже хочу называться Великим, возводить высокие резные каменные арки и проходить под ними с триумфом в Риме, Никомедии, Аквилее, Александрии.
Крисп заговорил быстрее, срываясь на крик:
- Я бы убил тебя, отравил бы, подсыпав яд в вино. Но только - зачем?.. Ведь копьё теперь моё, и ты ничего мне не сделаешь. Покровительство богов на моей стороне.