Хасан – потомок семитов, небогатый купец, ещё мальчишкой вместе с отцом водивший караваны от берегов настоящего арабского моря в Иерусалим и Александрию - вздохнул. Он помнил Иудею лучших времён. Тогда римляне твёрдой рукой управляли своими провинциями. Города процветали. Закон главенствовал во всём. А что сейчас? Рим, как сытый, сильный, но стареющий лев, давно устал держать в лапах слишком большую добычу. Ему стало сложно пожирать её самому, и он лениво смотрел, как шакалы, с опаской оглядываясь и повизгивая от страха, жадно вырывают из хищных объятий маленькие кусочки власти. Префекты территорий погрязли в казнокрадстве, чиновники - в воровстве и взятках. Методы управления стали жёстче, но лучше в провинциях от этого не становилось. Римляне теперь полагались только на грубую силу в ущерб дипломатии и политике пряника. Огромная империя пухла от заговоров, интриг, борьбы за власть, восстаний рабов, жадности легионеров, вкусивших частицу той самой высокомерной римской власти и силы. Дороги становились опасными. Дезертиры из легионов и беглые варвары вспомогательных войск сбивались в небольшие банды. Оазисы всё чаще подвергались нападениям бандитов, оскверняющих колодцы телами убитых в грабежах. Здесь, в Иудее, было ещё более неспокойно и опасно.
Зелоты[2] совсем распоясались и держали в страхе местное население. Эти демоны ночи, вооружённые короткими самодельными мечами, убивали крестьян, дезертиров и представителей власти. В жестокости они не уступали римским солдатам. Иудейская администрация боялась и римлян, и собственных подданных. А те бредили несбыточными мечтами и надеждами.
Караван Хасана трижды в пути был ограблен. Купец потерял десять верблюдов с драгоценными благовониями, вылитыми в песок. Других ценностей в поклаже нападавшие не нашли. Хорошо ещё, самого оставили в живых. От злости, что в мешках не оказалось золота, тканей и других товаров, которые можно легко сбыть с рук, разбойники могли и убить путников.
Правда, провидение сохранило Хасану несколько амфор масла, но и тут не все было гладко. «Слезы цветов» покупали только в крупных городах. Но до них надо еще дойти. Верблюды… Одних увели, другие пали от недостатка воды. Колодцы на караванной тропе оказались либо засыпаны песком, либо отравлены падалью. Люди Хасана пили эту вонючую воду и умирали по дороге. Уже в пределах Иудеи купца остановил римский конный патруль. Забрали последний бурдюк с дешёвым вином и прокисшее молоко верблюдицы у погонщиков. Справедливости ради надо сказать, что под попоной у осла Хасан успел припрятать маленький кожаный сосуд. Там была вода – неприкосновенный запас каравана.
Но, слава богам, Кфар-Нахум (Капернаум) близко. За ним в трёх неделях пути - Тиверия. А там и до Цесареи с Иерусалимом недалеко.
Перевалив через гряду песчаных дюн, Хасан натянул поводья, удивлённый открывшейся перед ним картиной. Из низин у озера от ветхих лачуг, землянок, построек рыбаков и шалашей сборщиков соли, от домов чуть лучше и богаче по тропам и по не тронутой мотыгами высохшей в трещинах земле, поодиночке и группами, собираясь в небольшие потоки и ручейки, шли люди. Они двигались к недалёкому холму, более обильному по сравнению с соседними пригорками разного рода кустами и дикорастущими тутовыми деревьями. Некоторые на ходу оживлённо спорили, размахивали руками, иные шли молча, третьи что-то пели. Вскоре склоны возвышенности потемнели от серых хламид и сдержанных цветов полосатых халатов.
Хасан, испугавшись поначалу такой толпы, быстро разглядел, что люди не имели оружия и, несмотря на возбуждение, достаточно миролюбивы.
«Должно быть, очередной иудейский праздник» - подумал он. Однако чем ближе приближался караван к идущим в гору, тем большее в купце просыпалось любопытство. Все эти путники были разных сословий и разного достатка. Мытари шли вместе с крестьянами и хорошо одетыми горожанами. Разбойного вида здоровяки о чём-то разговаривали с самаритянскими дубильщиками кож, и, что вовсе было из ряда вон выходящим - в этой живой реке можно было заметить продажных женщин.
2