Не задумываясь, Хасан взял его. Хлеб был настоящим.
Вечером караванщик сидел в лачуге своего знакомца Хаима и слушал рассказ дочери хозяина о невероятных событиях на холме. Всё случившееся там он видел сегодня своими глазами, но не прерывал рассказчицу. Хозяин дома тоже слушал, недовольно морщился, порывался прекратить пустой, по его мнению, разговор, но из уважения к гостю молчал. Был поздний вечер. Хамсин переменил направление и перерос в сильный северный ветер. Озеро покрылось большими волнами. Они докатывались до сетей, вывешенных для просушки и починки на кольях. Сети запутывались каменными грузилами в ячейках, сворачиваясь в плотные жгуты.
Рожковое дерево рядом с домом сначала застонало, потом затрещало и потеряло толстую ветку, густо усеянную плодами. Хаим выскочил наружу, чтобы собрать этот хлеб нищих. То, что не удастся съесть, можно будет потом скормить козам.
Сильные ветры с недавних времён - бич Иудеи. Все густые дубовые, кипарисовые и лиственничные леса, когда-то покрывавшие эти холмы и равнины, давно вырубили римляне. Не стало даже сикомор вдоль дорог, дававших в старые времена густую тень для путников. Но теперь ветрам просто некуда было деться. И они с настойчивостью римских легионов сдували плодородные почвы с многострадальной земли обетованной. Вот и сейчас надвигающаяся непогода поднимала быстрыми воздушными потоками маленькие пыльные воронки, унося их вдоль побережья к Капернауму.
Хасан вздохнул и вслед за хозяином вышел наружу. В голове, подобно пчёлам, застигнутым врасплох дождём, или листьям, поднятым налетевшим вихрем, беспорядочно роились мысли. С того самого момента, когда из рук человека на холме караванщику довелось вкусить хлеб, он пребывал в смятенном состоянии духа. С одной стороны, купец ясно понимал происходящее, помнил о товаре, отвечал на вопросы уважаемого Хаима, одаривал подарками его детей, поддакивал, даже смеялся. Но все пережитое им на холме проносилось перед глазами какими-то нереальными картинами. Проводя большую часть жизни в пустыне, Хасан думал, что эти видения приходят от усталости после трудного пути. Его даже раздражал запах подгоревшего масла и жира на жаровне с маленькими кусочками жёсткой старой баранины. В глубине души караванщик ощущал себя неразумным ребенком, внезапно узнавшим, что за песчаной суровой пустыней расстилается огромный, неизведанный мир. Непонятный, непривычный, незнакомый. Мир Рави.
«Как? Как ему удалось сделать такое?» - вопрос, разложенный на простые составляющие расстроенным разумом Хасана, сменился более сложными: «Кто он?» и «Что ему нужно здесь?» Поскольку ответов не было, эти раздумья рассыпались горошинами мелких мыслей: «Сколько было хлебов?», «А возможно ли так же приумножить амфоры с драгоценным розовым маслом?»
От усиленной работы встревоженного ума голова, казалось, вот-вот треснет, как перезрелый арбуз. Хасан, сжав ладонями виски, обернулся в сторону озера.
Близкие свинцовые тучи сгустили вечерний сумрак, обещая сильный дождь. На берегу Галилейского моря бегали люди с факелами, размахивали руками и кричали.
«Тонет кто-то, - решил караванщик, возвращаясь от мучивших его дум к обыденной мирской суете. - И куда их несёт в такую погоду?»
Хозяин, приютивший путников, побежал на крики. Хасан, поддавшись неясному порыву, пошёл за ним.
Недалеко от берега, примерно в полу mille pasus[4], почти сливаясь с водой, тёмным пятном маячила лодка. Парус был сорван и трепетал мокрой жалкой дырявой тряпкой, закручиваясь всё туже вокруг сломанной мачты. Потерявшее управление судёнышко относило всё дальше от берега. Было плохо видно, но, судя по всему, люди, терпящие бедствие, продолжали бороться за свою жизнь взмахами вёсел.
И тут все увидели, как по воде навстречу лодке, легко касаясь волн, перепрыгивая с одной на другую, идет человек.
Купец, чувствуя, как по его спине поползла ледяная змея испуга, сделал несколько шагов назад.
«Боги! Это был Он! Тот самый проповедник с холма!»
Многие люди на берегу опускались на колени. Другие входили по пояс в озеро, поднимали в молитвах к ночному небу руки, но не решались двигаться дальше. Идущий по воде, не обращая внимания на ветер и вырастающие из темноты волны, двигался по ним так просто, словно это была твердая, надёжная земля. Человек, казалось, парил в воздухе. Он что-то кричал гребцам. Хасан разобрал имя – «Симон». Один из терпящих бедствие бросил весло, переступил через борт лодки. Он на пару мгновений завис над очередным пенистым валом и сделал два-три шага к берегу. Хасан мог поклясться небом, что вода несколько мгновений держала и рыбака, но внезапно несчастный ушёл с головой в свинцовую толщу неспокойного моря. Проповедник не растерялся, быстро перепрыгивая с гребня на гребень, подошёл, схватил тонущего за волосы и поставил его на воду рядом с собой … Буря медленно стихала, освобождая небосвод от тяжёлой облачной паранджи.