— Я все-таки с Нильсом живу. А он птичник, орнитолог… — сказал и замялся, будто сам себе не поверил.
Я отвел Блонди в замок, показал коробку с птенчиком. Блонди вертелся возле коробки, он пытался насвистывать, махал пальчиками, кормил птенчика, подносил свои квадратные линзы к самому глазу птенца. А потом я услышал шаги на лестнице. Легкие, быстрые и забавно громкие. Это была Дангуоле в своих баскетках. Она как-то торопливо вбежала на кухню к нам. Подошла к коробке и тоже стала активно рассматривать птенчика.
Дангуоле сказала, что не подсовывала розочку. Да, она бы призналась…
Патриция и Жаннин осмотрели ключи, повертели связку и посоветовали нам повесить в Коммюнхусе объявление, мол найдена связка ключей, обращаться к нам, ну, как обычно…
Мистер Винтерскоу сказал, что ему, кажется, Молчун говорил, что потерял связку.
Мы опять пошли к Молчуну. Но это была не его связка.
Молчун нам сказал:
— Как-то неправильно мы живем! Люди вокруг нас живут как-то нелепо… Посмотрите, как они себя ведут! Они живут так, словно откуда-то знают достоверно, что поезд нашей жизни сегодня ночью не пойдет под откос! Они знают расписание! Они будто имеют гарантии, будто им достоверно известно, какой и где будет следующая станция! Даже синоптики не могут предсказать погоду, а эти знают, что мы все вместе не бабахнем просто потому, что Всевышний решил перевернуться с одного бока на другой, и нас при этом прищемит, как орду блох! Но нет, они себя продолжают вести так, будто человечество — это высшая раса во всей вселенной! Да! Не только на планете, но и во всей вселенной! Мы всё контролируем… Мы у руля… Мы всё знаем, в следующем году выберут Буша, а не Гора, мы все не уйдем под воду еще три миллиона лет, мы будем властвовать, царить во вселенной! При помощи маленького компьютера мы будем управлять черными дырами и квазарами… Всё учтено… Всё продумано, график на три тысячелетия написан — вперед! Это не мои ключи… Нет, не мои… Мне не нужны ключи… Все двери открыты… Я не запираюсь… Я не такой, как они там все… Я не верю в то, что мы будем жить завтра… У меня нет гарантий… Я не застрахован в RSA… У меня даже машины нет, потому что я никуда не спешу…
Потом оказалось, что мистеру Винтерскоу про Молчуна и связку что-то говорил Иоаким или Фредерик.
К ним мы не пошли — от них можно было и не вернуться. Нас однажды салатом накормили…
Мы просто повесили связку подле нашего объявления в Коммюнхусе, и она там висела…
Месяц, другой, третий…
Никто ее так и не забрал; рядом появлялись другие объявления, исчезали, а наше висело, и рядом связка; и чем дольше она там оставалась, тем загадочней становилось для меня ее появление у нас на веранде…
Я ходил, топил печь в Коммюнхусе и каждый раз, проходя мимо доски объявлений, бросал взгляд на ключи, нервничал, наливался раздражением, словно ключи издевались надо мной…
Однажды не выдержал, подбросил угля, зло щелкнул задвижкой… взял связку, хлопнул дверью…
Поляна перед Коммюнхусом была пуста. Никого не было видно. Но почему-то чувствовалось чье-то присутствие; казалось, что кто-то за мной наблюдал.
В этом взвинченном состоянии, будто совершал я невесть какое преступление, пересек я деревушку, никого не встретив, и с облегчением углубился в лес.
Шел долго, пока не дошел до холма. Встал там, возле старого пня, утыканного гильзами самокруток, глядя вниз на кучу сваленных камней, на елочки, которые квело покачивали ветвями, на поваленные ураганом деревья, на трактором оставленные рытвины, на охапки спиленных стволов и ветвей…
Швырнул изо всех сил ключи в направлении оврага. Тихо звякнув и загадочно сверкнув напоследок, они исчезли.
Некоторое время все молчало. Вдали зажигались и гасли красные огни на башнях радиостанции. Лопасти из белесой мглы выступавших ветряков едва заметно вращались. Ветерок подметал лужайку, схваченную морозцем. Иней поблескивал на солнце. Мои глаза были опечалены закатом. Зима улыбалась улыбкой умирающего. В сознании проплыла строка из стихотворения Эзры Паунда и безропотно развеялась, как и этот анемичный день. Солнечный свет, казалось, шептал: я сделал все, что мог… я отдал всего себя без остатка…
Печаль переполнила меня.
Несмотря на то, что я выкинул связку проклятых ключей, легче мне не стало. Наоборот — что-то настойчиво зудело, что-то шептало: напрасно, всё было напрасно…
Тщетны были мои усилия найти того, кто оставил связку ключей на пороге; напрасно пытался я замуроваться в этой коммуне; напрасно пытался завалить словами входы в замок, запутаться в строках-коридорах, забиться в бойлерной с металлической метафорой на губах…