— Красиво, — выдохнул Саша, постояв на берегу и не давая себя увести. — Лесное озеро.
— Это не озеро, заводь. Там дальше течет речка. Но тут тихо и нет никого.
— Тут встанем?
— Если хочешь. Но там, чуть подальше, есть лесная избушка, если ты замёрз.
— Всё ты продумал. А если там кто есть?
— Она охотничья — а сейчас ещё не сезон.
— Нет уж. Я надеялся, ты и без печки меня согреешь, — и Саша обвил руки вокруг его шеи, проникновенно глядя в глаза.
Комиссар подхватил своего мальчика на руки, крепко сжимая, вдохнул его запах, еле удержался, чтоб не уронить его прямо здесь на мох и мелкие иголки. Они отошли немного вглубь — так, чтобы противоположный берег и воду всё же было видно — и поставили палатку. Саша натаскал больших еловых ветвей, набросав их с наружной стороны, чтоб замаскироваться надёжно, а потом устроился внутри, едва комиссар успел расстелить покрывало. Он лениво зевал, смотря через откинутый полог на заводь, и наблюдал за Шевелевым, который суетился рядом. Скоро потянуло дымом и рядом разгорелся небольшой костер — больше для атмосферы в надвигающихся сумерках, чем для приготовления еды, тем более, что у него и чай был с собой в термосе. Саша выбрался ненадолго, посидел с ним, погрел руки и снова лег.
— Я так устал, что даже есть не хочу, — заявил он.
— Спи, я приду сейчас.
Часа два он, должно быть, проспал и в самом деле крепко, но стоило зашуршать веткам, очнулся. Снаружи на лес опустилась полная тьма.
— Это я. Испугался?
Саша встретил его поцелуем, скорее наугад по привычке в темноте отыскав его губы.
— Костер затушил?
Шевелев только посмеялся и уронил его на покрывало. Придавил собой — он знал, что его мальчик это любит. Объятия быстро перешли от мягких к крепким, стремление к близости, физической и любой другой, заставило быстро остаться без одежды. Комиссар смотрел, как светлеет еле заметно в темноте кожа мальчика, гладил плечи руками, спрашивал, не холодно ли, грел их. Саша обвил его за пояс ногами. Комиссар мог чувствовать, как упирается ему в живот горячее желание его мальчика, и он зажал его между их телами вместе со своим, чтобы они касались друг друга, обхватил ладонью — Саша послушно поддавался. Он хотел этого, хотя действия комиссара всегда казались ему полными излишней откровенности. Комиссар потискал его за мягкое место, после чего, обхватив ладонью естество мальчика, уже нажимал двумя пальцами на его вход. Саша вывернулся, принимая позу удобнее, подставляясь.
— Может быть, хочешь сверху? — уточнил комиссар.
— Нет. Так нам обоим будет приятно, — ответил Саша.
В этой позе близость уже перестала быть для него болезненной, и горячий толчок, с которым проникла в него чужая плоть, показался желанным, захватывающим дух, болезненным, но сладким, и он громко простонал. Стоны можно было больше не сдерживать, и он позволил себе вскрикивать шумно с каждым новым резким движением своего комиссара. Шевелев подавался вперед, упираясь в его бедра и проникая чуть глубже каждый раз. К тому же он так приятно проводил рукой по его члену, по низу живота, прижимая к нему ладонь и делая толчки ещё слаще и мучительней. Неудивительно, что Саша выплеснулся почти сразу, и нескольких минут не прошло. Что ж, впереди была вся ночь и весь следующий день.
Что до комиссара, то он радовался, что мальчик может наконец отпустить крик и дать чувству волю, хотя вначале тревожился и хотел остановиться, уговаривая себя только тем, что иначе мальчик бы, помимо всего, вырывался. Но нет. Тут они действительно принадлежали только друг другу, отдавались без остатка, наслаждались каждым прикосновением. Каждый раз, когда губы мальчика находили его, он встречал их ответным жадным поцелуем, чувствовал приближение, несмотря на стоявшую в палатке тьму. Комиссар и так был счастлив — день удался, день прошел рядом с мальчиком, и вечер, и ночь тоже будут проведены с ним… Но он ощутил нечто ещё большее, совсем захватившее его дух, когда ему в губы прозвучало еле слышное “Люблю”.
Он замер на пару мгновений.
— Правда?
Саша кивнул, потом, сообразив, что этого не видно, подтвердил:
— Да.
— И я тебя… больше жизни, — он крепко прижал его к себе, укрывая и замирая от осознания того, в чем ему сейчас признались. До сих пор Шевелев не знал других отношений, кроме тех, где одна сторона была привязана к другой долгом или страхом, а теперь понял; само осознание было полным счастья. — И я так боюсь, что ты однажды исчезнешь из моей жизни и уйдёшь… Хотя я и тогда буду счастлив, помня, что ты у меня был.
— Не уйду. Зачем мне это?
— Ну, может быть, захочешь нормальную семью, детей.
Саша уткнулся в него носом, сам прижался.
— Дети хороши, когда смотришь со стороны. Но если хочешь, мы можем взять к себе на следующее лето моего племянника: брат только обрадуется. Будем ходить с ним в лес или на рыбалку.
— Обязательно! — заверил Шевелев. Потом с сомнением уточнил: — Нет, лучше на месяц. Боюсь, месяц без тебя я засыпать не смогу. Да и мальчик может что-нибудь заметить…
Саша сонно пробормотал, что не думает, будто ребенок может придать случайно подсмотренным объятиям дурной смысл. Потом приподнялся на локте; его тревожило иное:
— Нет, гораздо больше вероятность, что лишнего подсмотрит всё же какой-нибудь сосед, а там узнают на работе.
Шевелев провел ладонью по его плечам, опустил руки к талии, словно утешая.
— Ничего. Подожди пару месяцев, я уволюсь.
— Ради меня? Не стоит! — испугался Саша.
— Нет, хотя ради тебя я ничего бы не пожалел. Нет. Приглашают… В местное управление.
Он ожидал, что Саша порадуется, но тот нахмурился:
— Снова будешь таскать к себе на явочную квартиру молодых парней? Нет уж! —возмутился он, а потом добавил: — Узнаю — убью.
========== Альтернативный вариант 1 (после главы 8) ==========
Время, которое с появлением Шевелева словно остановилось, снова начало медленно, со скрипом, идти. Саша успел уйму всего передумать, сотню раз отрепетировать “хороший” с ним разговор, успел даже успокоиться и больше не проходил мимо перехода, что вел в новый цех, с подрагиванием в коленях. Но всё же заходил по-прежнему с дежурным вопросом о выработке, и встречал прежнего начальника участка. Некоторые бросали на него косые взгляды, что было легко объяснимо — они-то из-за него получили выговор, а ему было хоть бы что. Шевелева он не видел. И нарочно выяснить, как у него дела, стыдился, равно как и подождать у выхода, мысленно все отговаривался тем, что окончание смены у них разнилось часа на два: неудобно, конечно. Но случая он все-таки ждал — и случай этот его нашел в месткоме, где речь зашла о всё том же новом цехе и его работниках. Оно и понятно: место сразу обрело репутацию проблемного.