— Этот Скрагга чуть не отправил меня на тот свет, — прошептал Гуд.
— Скрагга, — продолжил торжественно Инфадус, — сын Твалы. Великий король Твала — супруг тысячи жен, глава и владыка кукуанского народа, хранитель Великой Дороги, страх своих врагов, мудрец, которому известны все тайны волшебства, вождь ста тысяч воинов, Твала Одноглазый, Твала Черный, Твала Грозный!
— В таком случае, — ответил я надменно, — веди нас к Твале. Мы не желаем разговаривать с подчиненными и слугами.
— Желание ваше будет исполнено, мои повелители! Мы проводим вас к королю, но путь наш долог. Мы пришли сюда охотиться и находимся в трех днях пути от жилища короля. Будьте терпеливы, повелители, через три дня вы увидите великого Твалу.
— Хорошо, — сказал я небрежно. — Мы с временем не считаемся и никогда не торопимся, ибо мы бессмертны. Мы готовы. Веди нас. Но слушай, Инфадус, и ты, Скрагга! Берегитесь нас обманывать! Не расставляйте нам ловушек! Прежде чем ваши жалкие мозги подумают сделать что-нибудь недоброе, мы это узнаем и отомстим вам, ибо обладаем чудодейственной силой читать мысли людей. Свет, исходящий из прозрачного глаза того, чьи ноги голые, а лицо обросло волосами лишь с одной стороны, убьет вас на месте и принесет бедствия вашей стране. Его движущиеся зубы выскочат, вопьются в ваше тело и пожрут не только вас, но и ваших жен и ваших детей, а волшебные трубки продырявят насквозь ваши тела так, что они станут похожи на сито.
Эта блестящая речь произвела огромное впечатление, хотя вряд ли была нужна, так как наши новые друзья и без того были уже потрясены нашими магическими талантами.
Старый воин раболепно склонился перед нами и пролепетал: «Куум, куум». Впоследствии я узнал, что это слово является приветствием, соответствующим зулусскому «байэте»; с ним кукуаны обращаются только к королю и членам королевского рода. Затем он что-то приказал своим людям. Они тотчас же схватили наше имущество, кроме оружия, к которому боялись прикоснуться, и даже одежду Гуда, которая, если помнит читатель, была аккуратно сложена на берегу ручья. Увидев это, капитан хотел ее отнять, в результате чего поднялся ожесточенный спор между туземцами и Гудом.
— Пусть мой повелитель и властелин прозрачного глаза не трогает свои вещи. Нести их — дело его рабов.
— Но я хочу надеть свои брюки! — ревел Гуд по-английски.
Амбопа перевел его слова.
— О повелитель мой! — воскликнул Инфадус. — Неужели ты хочешь скрыть свои прекрасные белые ноги от взора своих покорных слуг? — Гуд брюнет, но кожа у него необычайно белая. — Чем мы прогневили тебя, о повелитель, что ты хочешь это сделать?
Глядя на Гуда, я буквально разрывался от смеха. За это время один из туземцев уже успел схватить одежду капитана и убежать с нею.
— Проклятье! — рычал капитан. — Этот черный негодяй удрал с моими брюками!
— Послушайте, Гуд, — успокоил его сэр Генри, — вы появились в этой стране в известной роли и должны играть ее до конца. Пока вы здесь, брюк вы надевать уже не сможете. Отныне вам предстоит щеголять только во фланелевой рубашке, ботинках и монокле.
— Да, — подтвердил я, — и с одной бакенбардой. Если вы появитесь перед кукуанами в другом виде, они примут нас за обманщиков. Мне очень жаль, что вам придется ходить в таком виде, но я говорю совершенно серьезно, Гуд. У вас нет другого выхода. Если у них возникнет малейшее подозрение, наша жизнь не будет стоить и фартинга[44].
— Вы действительно так думаете? — угрюмо спросил капитан.
— Ну конечно! Ваши «прекрасные белые ноги» и монокль — наше спасенье. Сэр Генри прав: вы должны играть свою роль до конца. Благодарите Бога, что успели хоть обуться и что здесь тепло.
Капитан тяжело вздохнул и ничего не ответил. Только недели через две он свыкся со своим странным туалетом.
Глава VIII
Мы приходим в Страну Кукуанов
В течение всего этого дня мы продвигались по великолепной дороге, которая, никуда не отклоняясь, пролегала в северо-западном направлении. Инфадус и Скрагга шли вместе с нами, а их свита маршировала шагов на сто впереди.
— Скажи мне, Инфадус, — обратился я к нему после недолгого молчания, — не знаешь ли ты, кто проложил эту дорогу?
— Ее проложили в давние времена, мой повелитель. И никому не известно, как и когда это было сделано. Этого не знает даже мудрая женщина Гагула, пережившая много поколений. Мы же не так стары, чтобы помнить, когда ее строили. Теперь никто не умеет сооружать такие дороги, и король охраняет ее и не допускает, чтобы она зарастала травой.