— Для них и стараюсь, княгиня. Княжеский род должен быть вечным.
Марфинька поняла: все решено. Перечить ему нельзя.
Отговаривать — тоже. Не принято в их роде. Слово мужа — закон. Она поднялась с кушетки, приблизилась к князю и тихо настойчиво сказала:
— Может, вече надобно созвать, княже?
— Зачем? — удивился он. — Не войну затеваю.
— Тогда Я пойду с тобой!
— В такой поход? Ты? — князь будто вздрогнул.
— Я.
— Женщины в походах приносят несчастье, — князь начинал нервничать.
— Я буду рядом с тобой, — стала просить. — Переоденусь в форму дружинника. На коне — я не хуже любого мужа. Я вытерплю, я вынесу все, только возьми, князь. Иссохну я здесь без тебя. Дай и мне каплю свободы!
Князь пристально смотрел в ее глаза, будто хотел узреть, что творится в душе княгини. Он на какую-то минуту растерялся. Смятение, нерешительность овладели им. Он, показалось ей, хотел что-то сказать. Но затем резко встал, повернулся и вышел из опочивальни.
За столом в светлице уже никого не было.
2. ТАЙНЫЕ СБОРЫ
Начало июня было теплым и тихим. Буйная зелень превратила дреговичскую землю в зеленый ковер. Травы росли высокие, сочные. В лесу щедро цвели груши и яблони, калина и рябина. На княжеских землях дали густые всходы просо, пшеница и жито. Ожидался урожайный и богатый год.
Воевода Гаврила Храбрый сидел в беседке напротив князя. Две скамейки, разделенные высоким столиком, над которыми была установлена покатая крыша из дранки, находились в тени двух старых раскидистых лип. Марфинька принесла мужам из погребов холодный березовый квас.
— Как мыслишь идти в поход, Гаврила? — спросил Игорь Василькович. — Какими путями-дорогами?
— Как прикажешь, князь, — уйдя от прямого ответа, сказал Гаврила.
— Ты раньше так не отвечал, — высказал недовольство Игорь Василькович. — Ты был упрям, смел, но честен. Говорил князю, что думал. Стареешь?
— Становлюсь мудрее, княже, — на суровом лице воеводы появилась улыбка. — Старые люди говорят: «Не будь сладок без меры, чтобы не покинул тебя друг твой». А коли спрашиваешь, мыслю так: идти надобно к Полотьску на комонях11. Оттуда по реке Ловати к Ноугородецу, дальше по реке Волхове к озеру Нево.
— Ты мыслишь, воевода, что мы должны по Ловати и Волхву плыть на ладьях?
— Я не думаю так, княже. Но мы не должны уходить далеко от водного пути. А на всякий случай и секиры иметь в запасе. Переправу на плотах какую сделать, а коль придется, и ладью смастерить новую.
— Правильно мыслишь, — одобрил. — Восемь запасных комоней навьючь всем необходимым: секирами, долотами, запасами пищи. С расчета — два запасных комоня на десять дружинников. Веж12 брать не будем. И приготовь один запасной костюм гридина13 по ее размеру, — князь кивнул головой в сторону Марфиньки.
Воевода вскочил со скамейки, захлопал ресницами. Ослышался он, что ли? Она же вздрогнула при этих словах. Костюм по ее размеру или для похожего на нее? Что решил князь? Такого еще не бывало, чтобы в трудные и опасные походы брали женщин. К тому же — княгиню. А здесь не скрывая князь отдал странный приказ. Марфинька так и не поняла: для нее или для кого-то другого — приказал взять одежды князь.
— Никому ни слова, — предупредил князь Гаврилу, словно рядом не было и Марфиньки. — Зови Благовеста.
Княжеский лекарь явился пред светлые очи владыки, низко поклонился. Он знал себе цену при княжеском дворе. Знал грамоту русскую и византийскую, бывал в Киеве и свейских землях, собирал травы, цветы и ягоды — готовил зелье от многих недугов. У Марфиньки мелькнула мысль: не согласись князь взять с собою в поход ее, не звал бы он сейчас на совет Благовеста.
— Ну, благочестивый старик, — начал беседу князь, — неволить не буду, но думу твою знать должен: пойдешь ли ты со мною в поход?
— Пойду, князь, — не раздумывая ответил волхв.—
Засиделся я при дворе. Надобно перед смертью кости смолодить, воздухом свежим надышаться.
— Почему перед смертью, говоришь? — насторожился князь. — Ради жизни и мира задумал я поход в необжитые и неведомые края.
— Мир словом крепок, — сказал Благовест. — Но и точить меч забывать не надо. В наше время больше верят мечу, нежели слову.
— Но мечи на дороге не валяются, — отпарировал князь. — Мечи надо покупать. За золото.
— В этом ты, княже, прав.
Марфинька ушла. В светлице не находила себе места. И радость и тревога охватывали ее. Что же надумал князь? Возьмет ее в поход или нет? Она не находила ответа на его замысловатое указание. А переспросить не смела… Княгиня видела через туманное сычужное окошко, как в беседку один за другим приходили бояре и тиуны, беседовали с князем, уходили. Затем князю подвели вороного коня, и Игорь Василькович взлетел на него, словно птица. Конь, почувствовав твердую руку наездника, встал на дыбы, заржал, а затем галопом умчался со двора. Дорога вела в поле. Князь не был безразличен к тому, как ухаживают за полями, как растут овощи на грядках, как ухожены ульи, недавно вывезенные в лес. Перед дальним походом князю самому захотелось все увидеть, все проверить.
Уже несколько дней после того разговора Игорь Василькович, как и раньше, заходил к ней в опочивальню, был добр и ласков, вслух мечтал о славе и богатстве, рисовал в мечтах будущее: красный каменный княжеский двор, защитный вал вокруг него, собор в центре посада, а о ее просьбе не вспомнил ни разу. Она не ради красного словца просилась в поход. Три месяца рассчитываемого пути казались ей прогулкой, да она и не боялась трудностей и невзгод. Знала, как Великая княгиня Ольга, после убийства Великого князя киевского и ноугородецкого Игоря, ее мужа, организовала поход на древлян, жестоко отомстила за князя, сожгла Искоростень, много порубила мужей и дружинников. Почему же она, Марфинька, должна принести несчастье в походе? Может, напомнить о тех событиях князю?
Так размышляя, она вышла во двор. Прошла на задние постройки, где конюшие и дружинники выводили коней, кормили их, чистили, приводили в порядок сбрую и оружие, громко переговаривались, смеялись. Они еще не знали, куда и зачем пойдут, но приказ подготовиться в путь выполняли быстро, аккуратно. Некоторые вои начищали боевые щиты, другие точили обоюдоострые мечи, протирали боевые секиры. Князь приказал взять в поход двадцать лучников, и они готовили стрелы, проверяли надежность тетив.
Увидев Марфиньку, воевода Гаврила Храбрый подошел к ней, поклонился, спросил:
— О чем печалишься, княгиня?
— Туга на сердце напала, — призналась она. — Князь, наверное, откажет мне в походе.
— О каком походе молвишь? — поразился Гаврила. — Не настаивай… Не принято…
— Ведаю, — остановилась она перед предводителем. — Ведаю, поэтому и тужу.
— Не бабье это дело, — будто стал отговаривать Гаврила. — Меч слишком тяжел для женской руки.
— Бабье слово бывает тяжелее меча, — она повернулась и ушла в светлицу.
Разговор с Гаврилой еще больше удручил ее. Предводитель дружины не желает, чтобы она приняла участие в походе. Вероятно, об этом у него был разговор и с князем. Но что он решил?
К вечеру вернулся Игорь Василькович. Пропитанный ветром и травами, обогретый весенним солнцем, он легко соскочил с коня, снял узду, и каурый красавец, почуяв свободу, рысью помчался в конюшню.
Она сама вынесла свежей воды князю, чтобы умылся с дороги, сама принесла в беседку горячий напиток и закуску. Следом служанка вынесла холодный щавель с телятиной. Игорь Василькович ел с аппетитом, подмигивал ей, в приподнятом настроении говорил:
— Хорошие хлеба будут этим летом. После засухи в прошлом году земля вернет нам двойной урожай. Часть жита и пшеницы продадим, купим еще комоней и волов. Начнем разрабатывать земли за рекою, увеличим дружину. Коль окрепнем, и про другие дела думать будем.
Марфинька слушала, кивала головой в знак согласия. Никак не осмеливалась продолжить разговор, начатый несколько дней назад. Помнила и о предупреждении Гаврилы.