— Папа раньше на нем ездил. У меня как-то было желание самой научиться, но он не разрешил.
— А зря.
— Сказал, на машине ничуть не хуже кататься. Гришка взялся за руль, шевельнул вилкой.
— Он исправный?
— Конечно. Приехал, поставил… Когда еще в агропроме работал. С тех пор никто и не трогал.
— А можно попробовать?
— Пробуй.
Я снял мотоцикл с подставки, попробовал рычаг газа. Подкачал в карбюратор бензина, резко ногой нажал на заводной рычаг. Двигатель как-то нехотя пыхнул, вздрогнул, а затем весело и ровно заработал. Кольца дыма выскакивали из выхлопной трубы, и через несколько минут сарайчик наполнился въедливыми газами. Оксанка, скривившись, замахала перед своим лицом руками и убежала в сад. Я держал в руках работающий мотоцикл, и сердце мое радостно и взволнованно билось в такт двигателю. Боже мой! Какая вещь и без дела пылится! Да если бы я имел такую машинку. Да если бы… Я не мог себе даже ясно представить, что бы я делал…
Налюбовавшись чужим мотоциклом и удовлетворившись его работой, я повернул ключ зажигания. Двигатель заглох. Я открыл крышку бака — горючее еле просматривалось на самом дне. Дозаправка обязательно нужна. Что ж, Витька выручит.
— Ну как? — встретила меня вопросом Оксана.
— Люкс, — похвалил я. — Прекрасная вещь… Послушай, Оксанка, — у меня будто перехватило дыхание, — а нельзя ли попользоваться им, пока мы готовимся вместе к экзаменам? Как-то неудобно каждый раз просить Витьку. А-а?
— Пожа-а-алуйста! — искренне протянула Оксана. — Хоть сейчас бери. Только… — лицо ее вдруг помрачнело, она как-то виновато посмотрела мне в глаза. — Знаешь, лучше спросить разрешения у отца. Я его постараюсь уговорить. Ладно?
— Ладно, — согласился я.
У меня словно из-под ног уходила земля…»
13
Витька настойчиво сигналил.
Было где-то около девяти часов вечера. Погода хмурая, над деревней повис тяжелый смог. Казалось, легкие сумерки сгустились в саду, и под тенью яблони читать и писать было уже невозможно. Гришка помог Оксане собрать учебники, поднялся во весь рост, сладко потянулся, заложив руки за голову. В пальцах хрустнули суставы.
— Я пошел.
— Подожди, — вкрадчиво сказала Оксана. — Бери мотоцикл.
— Ты же с отцом ничего не решила.
— Прости, что я такая соня… Он поздно приехал, чуть свет уехал… Ты только завтра раньше приедь. А я все улажу. Во всяком случае он в сарайчик все равно заглядывать не будет. Идет?
— Еще бы!
Оксанка, воровато оглянувшись по сторонам, вплотную подошла к Гришке и поцеловала в щеку. Гришка тяжело вздохнул, потянулся было руками к ней, но назойливый сигнал с улицы заставил Оксану отскочить от друга.
— Не бери его больше, — предупредила она со злостью.
— Он же на улице и нас не видит.
— Все равно.
Гришка с замиранием сердца выкатил мотоцикл из сарайчика, вывел его на улицу. Витька, вытаращив с удивлением глаза, присвистнул.
— Вот это да-а-а! Бензин нужен?
— Нужен.
Витька тут же нацедил из бака двухлитровую банку бензина и перелил в мотоцикл Певня. Похлопал ладошкой по баку, обошел вокруг, прицениваясь к достоинствам машины.
— Ты что, домой на нем? — поинтересовался Гусак.
— Да.
Гришка одним взмахом руки вытер пыль. Натянул на голову не по размеру белый шлем, закрепил на ремешок. Почистить, помыть мотоцикл он решил завтра при дневном свете. А теперь не терпелось. «ИЖ» завелся легко, Гришка уселся в седло.
Оксана стояла у калитки, в тени сиреневого куста. Ее почти не было видно. Еле различимый силуэт на фоне темноты. Парень с благодарностью посмотрел в ее сторону. На прощание поднял руку, как вдруг из-за поворота в конце улицы мигнули фары.
— Отец! — встревоженно выкрикнула Оксана. Этот выкрик для Гришки прозвучал, как выстрел.
Витька, поддав газу, рванулся с места. Гришка, не успев толком сообразить, что к чему, ринулся за ним. Но из машины их, наверное, заметили. Певень узнал свой мотоцикл — вслед беглецам несся тревожный, настойчивый сигнал. «Уазик» резко набирал скорость и бросился в погоню за ребятами. Председательская машина, не останавливаясь возле дома, бешено пронеслась мимо, обдав пылью и вонючими газами Оксану, притаившуюся в кустах.
Витька, резко свернув влево, помчался вокруг школьного парка, выскочил на гравийку, ведшую в Ядловец. Гришка не отставал. По мощному свету фар, прорезавшему темноту сзади, они поняли, что председатель решил их догнать. Свет становился все ярче и ярче. Гришка понял: ему не уйти. За мостом есть тропинка через кювет, ведущая в лес. Он решил воспользоваться ею, чтобы уйти от погони, и сделав круг, вернуть мотоцикл на место. Проскочил мост. Заметив тропинку, взял резко вправо. Вдруг переднее колесо наткнулось на какой-то выступ, Гришку резко бросило в сторону. Он с ужасом успел только заметить, как на него с бешеной скоростью неслись толстые белоствольные березы и осины, выхваченные из темноты сильным лучом…
14
«…Сознание ко мне вернулось ночью. Открыв глаза, я с удивлением посмотрел на людей в белых халатах, склонившихся надо мной. Попытался поднять голову и не смог. Она была словно налита чугуном. Заметив мою попытку, худой и длинный, как жердь, врач сказал:
— Вот и всё. Этот молодой человек будет жить, — и, обратившись к сестре, тихо шепнул ей на ухо: — Идите и скажите Петру Саввичу, что все в порядке, пусть не волнуется и идет домой.
Я снова закрыл глаз. Второй то ли был перевязан, то ли просто не открывался. Значит, в больницу меня привез председатель. Я попытался собраться с мыслями, что все-таки случилось, но ничего определенного вспомнить не мог. Только видел перед собой надвигающиеся стволы берез, на мгновение почувствовал тупой удар — и все! Интересно, мотоцикл остался цел или нет? И тут же я вспомнил об отце и матери… Как они воспримут эту новость? Мать, конечно, будет без конца плакать, отец молча ходить по квартире. И обязательно придумает к этому случаю какой-нибудь афоризм. А если придется откупить Певню мотоцикл? Плакала моя учеба… Придется идти и самому зарабатывать деньги, чтобы рассчитаться с председателем. Только самому. Просить денег у родителей я никогда не буду. Даже рубля.
Зарабатывать… Я осторожно пошевелил левой, а затем правой ногой. Вроде целы… Только в правой чувствуется боль в коленке. Таким же образом я проверил руки. Невредимы. Только голова… Почему она такая тяжелая? Я снова попытался поднять ее, но она, как болванка, втиснулась в подушку — и ни с места.
— Лежи спокойно, — заметив мои усилия, предупредила сестра. — Тебе нельзя двигаться.
— Почему? — своего голоса я не услышал.
Не услышала, наверное, его и сестра. Потому что ответа я не получил.
Ну, черт ее, с головой! Главное, что руки и ноги целы. Значит, работать есть чем, и это меня вполне устраивало. Рассуждая так, я снова провалился в беспамятство.
Утром, проснувшись, я снова увидел над собой худого врача и сестру. Врач, наклонившись надо мной, громко спросил:
— Как звать вас, молодой человек?
— Гришка.
— А фамилия?
— Качур.
— А сколько будет шестью семь?
— Сорок два, — без запинки ответил я.
— Прекрасно, — вдруг с какой-то глупой радостью сказал врач и выпрямился. — Прекрасно… Шоковое состояние прошло. Незначительное сотрясение мозга. Через несколько дней мы его выпишем, — это он все говорил сестре.
Затем снова наклонился надо мной и сказал:
— Ну-ка, Гришка, подними голову.
Я, напрягая усилия, чуть приподнял голову. Резкая боль пронзила мозги. Голова стала чуть легче, чем ночью, но я понял, что она в бинтах. Ага, значит в березу я врезался головой.
— Прекрасно, — снова сказал врач. — Счастливейший случай. Как я предполагал, удар был касательный и очень удачный…
Удачный… Видимо, на моем лице появилось что-то вроде улыбки. Ибо врач снова склонился надо мной, осторожно пощупал руками забинтованную голову, прошелся кончиками пальцев по щекам, подбородку.