Но любопытство взяло верх. Гришка не сбежал. Но и не вышел навстречу председателю. Слышал сквозь приоткрытую дверь, как Петр Саввич тяжело опустился на скамейку, горестно вздохнул.
— Я, Марья Ивановна, вот зачем, — сказал тихо. — Повиниться перед вами. И тобой, и Павлом, и Гришкой… Тяжело мне это. Но… Самое тяжелое, чувствую, теряю единственную дочь…
Мать долго молчит. Чего-чего, а такого начала разговора она от председателя не ожидала. И никак в толк не возьмет, при чем здесь дочь его и почему он ее вдруг теряет. Снова что-нибудь Гришка набедокурил? Когда же это кончится?
— Я что-то не понимаю вас, — удивилась Мария Ивановна.
— А что тут понимать, — снова вздохнул председатель. — Я, старый дурак, во всем виноват. Не разобрался… Погнался за твоим сыном, решив, что он украл мотоцикл. А ведь он его не воровал. Оксана, дочь моя, разрешила ему. В гневе я такое натворил. И дочь, считай, выгнал из дому, и жену впутал в эту историю…
— Ах, вон оно что, — с какой-то радостью не сказала, а выдохнула Мария Ивановна. — Не зря Гришка нас все время успокаивал. В его возрасте на это надо иметь мужество…
— Вот и Оксана вчера заявила: «Такие парни, как Гришка, под забором не валяются. И если ты, отец, не вернешь ему честь сполна, если он от меня уйдет, считай, что у тебя дочери нет». Понимаешь? Так и сказала. И мне стало страшно после этого. Я не заметил, когда дочь стала взрослой…
— Мы многое не замечаем, Петр Саввич… Но ведь к вам сразу же после случившегося обращался и муж, и сам Гришка ходил… Вы уже остыли, разобрались во всем…
— Самолюбие чертово, — признался Певень. — Знал, а вот побороть себя сразу не смог. Думал, все само собой закончится. А оказывается, сколько веревочке ни виться…
Остальной разговор Гришка не слушал. Он взглянул на часы… До отправления автобуса оставалось больше часа. Значит, Оксана еще дома. Он еще успеет ее увидеть, сказать многое, а главное — она настоящая подруга… У него найдется мужество признаться и в другом…
Распахнув настежь окно, он словно выпорхнул из него и, не скрываясь, напрямик побежал в Дубиловку.
Грибной солнечный дождь ласкал лицо, теплыми струйками стекал по телу, бодрил, торопил к своему счастью…
33
Сергей Иванович Кравец поздоровался с Гришкой за руку, как со старым и добрым знакомым. Ласково похлопал по плечу, а затем обошел свой стол, не спеша уселся в кресло.
— Садись, Григорий Павлович, — пригласил. Гришка сел на стул напротив следователя, мельком
взглянул на цветы: герань отцветала.
— Будем считать, — начал старший лейтенант, — что одно дело твое закончено и я не зря на тебя ухлопал столько времени. Теперь начнем другое дело…
— Какое другое? — Гришка от неожиданности привстал, уставился недоуменным взглядом на Кравца.
— Сейчас узнаешь.
Он не спеша поправил листы в уже знакомом Гришке уголовном деле, завязал тесемочкой и положил на книжную полку. Затем не спеша поднялся, и Гришка отметил на его лице оригинальную улыбку, которая появлялась очень редко.
— Пойдем.
Быстро прошли по коридору, завернули в правое крыло здания и вместе вошли в кабинет начальника милиции.
— Бывший подследственный Качур, — отрекомендовал Кравец и удалился в дальний угол.
Гришка стоял у дверей и широко открытыми глазами смотрел то на начальника милиции, стройного высокого брюнета, то на рядом сидящего в квадратных очках седовласого мужчину в гражданском, с чисто выбритым лицом, читавшего какие-то бумаги и даже не обратившего внимания на вошедшего. Только тогда, когда Гришка сел, седовласый долго и пристально посмотрел на него, сощурил глаза, словно сравнивал его с кем-то, затем снова уставился в бумаги.
— Мы у вас, товарищ Качур, — начал начальник милиции, — прощения за столь длительное для нас следствие просить не будем. Мы выполняли свой долг. Всякое было. Выводы, надеюсь, правильные сделаете сами. А вот Алексей Аверьянович Гулько, редактор районной газеты, сам пожелал поговорить с вами.
При упоминании фамилии Гулько Гришка встрепенулся, покраснел, всем телом повернулся к редактору.
Алексей Аверьянович снова внимательно посмотрел Гришке в глаза и неожиданно спросил:
— Вы, конечно, сами описывали случившиеся события?
— Сам… Как приказали.
— Приказали… — улыбнулся редактор. — А приказали, оказывается, не зря. И вашим крестным в этом деле является Сергей Иванович. Редкая удача, — редактор говорил медленно, будто обдумывал каждое слово. — Насколько я понял правильно, у вас есть желание стать журналистом?
Гришка стушевался, втянул голову в плечи, растерялся.
— Да.
— А как вы, Григорий Павлович, смотрите на то, если мы вашу автобиографию опубликуем в районной газете?
— Мою автобиографию?! — краска густо залила лицо парня, его охватил ужас.
Напечатать его писанину? То, что он так подробно и старательно выкладывал на бумаге все эти дни? Там же фамилии, характеристики Оксаны и ее родителей, там суждения о друзьях, его душевное, личное. И все это на всеобщее обозрение? Немыслимо!
— Нет, нет… Только не это, — внутренний голос Гришки из души самовольно вырвался наружу, задрожал, затрепетал.
Редактор и начальник милиции переглянулись, на их лицах мелькнуло недоумение, а затем улыбки…
— Ко многим качествам журналисту нужна и смелость, — медленно проговорил Алексей Аверьянович.
— Но я еще не журналист.
— Ты уже журналист. Не кривя душой скажу, что автобиография твоя получилась оригинальная, своевременная, свежая… Кстати, Сергей Иванович сам дописал концовку на основании своего расследования, — улыбнулся Гулько, глядя на несколько свернутых в трубку листов в руках у Гришки. — Сверите со своими записями… Насколько он оказался прав…
Гришка повернулся, посмотрел на спокойно сидящего Кравца. Что значит «дописал»? Неужели следователь, заранее раскрыв его невиновность, заставил до конца работать над автобиографией?
— Не волнуйтесь, — продолжал спокойно Гулько, — мы очень оперативно превратили ее из документальной в художественную повесть. Все имена и фамилии изменены. Разумеется, кроме фамилии автора.
Гришка вздохнул с облегчением. Это другое дело. Все, конечно, догадаются, о ком идет речь, но многие художественные произведения имеют своих прототипов… А значит, взято из жизни. Что ж, при таком условии…
— Мне можно прочитать ее? — осмелел Гришка.
— Можно.
Редактор поднес Гришке отпечатанный на машинке увесистый экземпляр его труда. На титульной странице вверху заглавными буквами было напечатано: «ГРИГОРИЙ КАЧУР», а чуть ниже — «Автобиография. Повесть». Гришка боялся перелистывать страницу, боялся нарушить тишину, установившуюся в кабинете начальника милиции. Только смотрел на объемную папку, о которой втайне мечтал.
— Этот экземпляр передадите в деканат факультета журналистики заведующему кафедрой Григорчаку, — доброжелательно и тихо сказал редактор. — А вот это — рекомендательное письмо нашей редакции… Желаю удачи!
Гришка с трепетом взял в руки фирменный бланк, на котором красными буквами выделялось название районной газеты, и не читая встал, посмотрел на сидящих перед ним двух человек.
— Спасибо!
— Не за что, — улыбнулся редактор. — Благодарите следователя, старшего лейтенанта Кравца.
Гришка снова повернул голову назад, но Кравца там не было. Он даже не успел заметить, когда следователь вышел из кабинета…