— Девочки, что смотрим? Быстро переоделись и пошли вон отсюда. А этот, — Майкл кивнул в сторону Роберта, — пусть побудет один и подумает о своем поведении.
Кейт даже не заметил, как все разошлись, и только оставшись наедине с собой, заплакал навзрыд. Роберту не было жалко себя. Ему было обидно, что он оказался намного слабее Майкла. Спустя много лет он поймет, что на самом деле это была его первая победа. Резко отворилась дверь, и забежал дядя.
— Роберт, ты как? — еле выдавил он из себя, застыв посреди раздевалки. Кейт не хотел, чтобы его кто-либо видел в таком состоянии и сорвался:
— Что тебе надо от меня!? Что вам всем надо от меня!? Не видишь, у меня всё отлично! Я вас всех ненавижу! — у Роберта началась истерика. — Уезжай домой и ешь свою любимую пиццу. Я не хочу никого видеть! Слышишь, ни-ко-го!
Холодный душ плюс появившаяся боль в голове и усталость успокоили Кейта. На стоянке около стадиона стояла только машина брата отца с открытой пассажирской дверью. Весь путь они молчали и, только подъехав к дому, дядя заглушил двигатель, повернулся к Роберту и сказал:
— Послушай, Бобби. Я никогда в жизни не дрался и об этом жалею, а начинать уже поздно и нет смысла. У тебя было то, чего не было у меня и не будет, поэтому тебе завидую. Настоящий мужчина, хоть раз в жизни, должен это сделать. Один парень из твоей команды, по-моему, его зовут Стивен Хопкинс, мне всё рассказал. Роберт, ты молодец.
На тот момент не нашлось бы более правильных слов, чтобы успокоить бунтующее сердце молодого Кейта. А уже вечером в своей комнате он понял, что сегодня один человек умер для него навсегда. И фамилия этого человека была Николс, а имя Синди. Она причинила ему боль, которую он не заслужил. Боль в тысячу раз сильнее, чем кулак Майкла, и теперь между ней и словом «предательство» Роберт поставил две коротких параллельных черточки. Другого определения её поступку он не нашёл.
На следующее утро Кейт долго всматривался в своё лицо. От прямого удара в нос синева разошлась под оба глаза, выделив их, как у панды. С одной стороны ему не хотелось идти навстречу насмешкам в школу, но с другой, сегодня будет тренировка и он не может её пропустить. А здесь уже без разницы, где будут шутить за глаза. Слова дяди, сказанные вчера в машине, придавали уверенность, но объяснять учителям случившееся и врать очень не хотелось. В таких сомнениях брат отца застал его в комнате.
— Бобби, как ты себя чувствуешь? — спросил он с привычными для себя нотками жалости, которые и решили дилемму племянника. Сейчас он понял, что меньше всего хочет, так это сочувствие.
— Всё нормально, — холодно ответил Роберт и начал собираться в школу.
Новость о вчерашней драке в раздевалке разлетелась ещё до начала занятий. Кейту не надо было обладать сверхъестественным чувством, чтобы понять, как школьная волна вещает только об этом. Ещё никогда в его жизни взгляды в спину не были так ощущаемы. Для единиц он стал героем, а для остальных — дураком, который решил сразиться с торнадо, и пусть будет благодарен Майклу, что он его не отправил в больницу.
Синди относилась к большинству, но Роберта это уже не волновало. Она стала для него грязной и глупой. У Кейта легко получилось перепрыгнуть ступеньку ненависти между любовью и равнодушием.
Прогулявшись по парку перед тренировкой, Роберт уже подходил к главному входу стадиона, когда услышал голос Найджела Николса:
— Кейт! — он оглянулся и увидел тренера, стоявшего за кассами, который выдержав паузу, размеренно продолжил, — подойди ко мне и слушай внимательно. Я не могу запретить тебе ходить на стадион, но я могу запретить тебе ходить на тренировки. Команда — это не твоё. Бобби, иди на легкую атлетику, ещё не поздно. Футбол, пока я здесь, для тебя закончился. Тебе всё понятно?