Роберт вёл свой рассказ неспешно, часто делая паузы, в которые Айван максимально заполнял полнотой зрелище, рисуемое его воображением. Ему это начинало нравиться. Просто при чтении он мысленно не успевал представить всю глубину, все краски сюжетной линии из-за непрерывного потока подаваемой информации. А отложить книгу на несколько секунд, и создать перед собой картину, было для него лишним. Он так не любил, предпочитая поглощать истории авторов быстро, непринужденно и полностью. В конце концов, для Айвана Стеблина это было что-то определенно новое. Оттачивать самому детали и героев повествования, чем вам не режиссер на киносъемочной площадке. И никаких тебе капризных актеров и актрис, правда, зритель только один — ты сам.
Пожарная лестница по команде Кейта старшего начала приближаться к окну и вдруг, неожиданно для всех, из дымящегося проема резко появилась рука, вызвав громкий вздох неожиданности среди праздных наблюдателей. Теперь уже на земле взгляды всех были направлены на происходящие события наверху. Отец Роберта всё ближе приближался к протянутой руке, выкинув навстречу свою, и уже через несколько секунд толпа внизу четко различала, что человек, попавший в эту ловушку, была девушка. Она встала в полный рост на подоконник, закрывая левой рукой нос и рот мокрой тряпкой, а правая, вытянувшись, как струна, ожидала спасительного захвата. На удивление для многих она вела себя очень спокойно, но только единицы понимали, что это был глубокий шок. Всё, творящееся вокруг для неё было в каком-том тумане, из которого вышел Кейт старший, и она беспрекословно, не задумываясь, совершенно безвольно, как кукла на веревочках, выполняла, что он ей говорил. Их кисти сцепились, и резким рывком, чуть нагнувшись вперед, отец Роберта дернул девушку на себя, а левой рукой крепко обнял её за талию, прижав к себе и держа на весу. Он развернулся назад и медленно, очень аккуратно, поставил её на лестницу, одновременно давая команды правой рукой на отвод лестницы от окна. Через мгновение пламя, словно от злости, что не успела достать следующую жертву, выкинула свой язык, напоминая хамелеона, но бросок был сделан в пустоту. Главные герои этого действия были уже недосягаемы для огня.
Роберт Кейт молчал уже около минуты, и Айван, дорисовав полностью картину пожара в своем воображении, перевернулся на бок, и открыл глаза.
— Уже отбой, — тихо сказал он, — завтра я с удовольствием послушаю продолжение. Давай спать.
Его сокамерник ничего не ответил, утвердительно промолчав, повернувшись к стенке.
Глава 2
Девять дней
Распорядок дня в тюрьме Оберн ничем примечательным от других не отличался. Подъём в половине седьмого утра с плотным завтраком в камере.
— Знаешь, Айван. Когда выйду отсюда, наверно до конца жизни не буду есть овсянку и пить кофе. Первым делом, я пойду в ресторан. Фарфоровая посуда, металлическая вилка, тоненький стеклянный бокал. Как я об этом соскучился! Не в чём себе не буду отказывать. Тысячи четыре зелёных я здесь заработал. Поверь, я далеко не сноб, но этот пластик за шесть лет просто достал. Его запах в еде, в кофе. Иногда мне кажется, что изо рта воняет пластмассой.
— Согласен, Роберт. Пусть лучше посуда была бы картонной. Но никто из-за этого не будит рубить дерево. Лучше сделать из него стулья, там в цеху.
Айван недаром заговорил о мебели. На заднем дворе тюрьмы находился деревообрабатывающий цех, где шесть часов, с восьми утра до двух дня, заключенные работали за тридцать центов в час, и к концу срока, если сильно не тратиться, вполне можно было собрать небольшую сумму, что и сделал Роберт, собираясь потратить малую её часть в ресторане. Но если Кейт делал мебель, то Айван работал в недавно запущенном производстве номерных знаков для всего штата Нью-Йорк. Как он с улыбкой думал, это в его жизни понадобиться гораздо быстрее, чем клеить столы. Стеблин не считал нужным обучаться чему-либо в этом заведении (лучше взять в руки книгу), в отличие от Роберта, который после работы посещал курсы строительных проектировщиков. Для Кейта эта учёба больше было способом убить время, чем возможностью воспользоваться этими знаниями в будущем. И не смотря, что до конца срока оставалось девять дней, он не бросал занятия, посещая их по инерции, до вечера, с перерывом на обед.
Так пролетала каждый раз половина дня, и только за пару часов перед отбоем, уже в камере, Роберт мог продолжить свою историю, а Айван, слушая, свою игру в «режиссера».