Пока готовили один из супов, которых, как оказалось, в итальянской кухне большой выбор, Роберт, словно ребенок, с нескрываемым интересом, рассматривал новые часы и телефон, приобретенные час назад неподалеку в супермаркете «Wegmans». Если со стрелками на циферблате всё было понятно, то эволюция мобильного за последние шесть лет просто поражала. Он попросил официанта поставить его на зарядку и, проведя пальцем по сапфировому стеклу хронометра, отметил, что до расчетного времени начала представления оставалось каких— то пятнадцать минут. Своё место в партере Кейт уже занял, ожидая выхода актеров.
Это был не сон, это было забытье. Олсон ощущала себя в каком-то другом, неизвестном ей доселе мире. Она, то видела себя со стороны, то наоборот наблюдала за другими. Это напоминало, согласно американскому нейрофизиологу Натаниэлю Клейтману, пятую, заключительную стадию сна, называемую быстрой или парадоксальной, с единственной только разницей. Он утверждал, опираясь на данные электроэнцефалограмм отражающие активность мозга, что эта фаза продолжается 10–15 минут, тогда, как у неё она длилась более двух часов. За всё это время, лишь только на считанные секунды останавливалось быстрое движение глазных яблок под сомкнутыми веками Джессики.
— Заключенный Стеблин! На выход, — окрик охранника привычно смешанный со звоном ключей заставил выйти её из состояния полудрёма. Она продолжала лежать и даже не пошевелилась, только открыв глаза под страницами открытого томика на лице.
— Стеблин, у нас проблемы со слухом?! Или мне помочь? — он резко распахнул до конца дверь, сделал два быстрых шага в камеру, и книга, резко взмыв верх, уже стремительно летела на неприятную встречу с противоположной стеной.
Тюремщик вдохнул воздуха и приоткрыл рот для очередной порции гневного крика, как тут же эту мимолетную паузу заполнил тихий женский голос:
— Вы ошиблись. Я не заключенный Стеблин. Меня зовут Джессика Олсон.
Лицо охранника передернулось, и от неожиданности тело отступило на шаг назад, а рука рефлекторно в таких ситуациях, отработанным движением схватила пристегнутую на груди рацию. Уставившись непонимающим взглядом на Джессику, он, с чрезмерной силой нажал кнопку связи, опустил голову и, пытаясь сохранить спокойствие, размеренно сказал в микрофон:
— Центральный пульт. Тревога. У нас побег.
Надзиратель только успел произнести последнюю букву, как все здания и внутренние дворики тюрьмы взорвались оглушительным ревом сирены, заставив поспешно взмыть в небо местных птиц.
Роберт снова посмотрел на часы и ухмыльнулся. Расчёт был точным до минуты. Городок наполнился, с первого взгляда, хаотичным движением полицейских машин, которые словно охотничьи псы, чувствовали запах, но не могли найти источник из-за постоянно меняющегося ветра, сновали по всем улочкам. Кейт не хотел забивать голову догадками, как братья провернули это дело, хотя понимал, что это связано со свиданием, и решил, что завтра в газетах или сегодня в вечерних новостях будут известны все подробности побега, поэтому ничего не мешает задержаться в Оберне ещё на денёк. При этом совсем недалеко он уже приметил отель с четырьмя звездами под названием «Holiday Inn Auburn-Finger Lakes Region».
Дежурная суета, наполнившая центр города, вызвала у Роберта неподдельное веселье своей бесполезностью. Он опять вскинул руку с часами и усмехнулся, судя по направлению, куда двигались Стеблины, они уже в Канаде.
Белоснежная постель гостиничного номера, после тюремной койки, вызывала неудобства своей мягкостью мешая уснуть, создавая ощущение провалившегося тела в неприятную полужидкую субстанцию, напоминавшую кисель. Местное телевидение обошлось только констатацией факта побега, не вдаваясь в подробности, и призывом о помощи в поимке преступника. Было ещё парочку коротких интервью с дешёвыми экспертами, рассчитанных на обывателя, и пока Кейт бессмысленно смотрел телевизор, непрерывно переключая каналы, пытаясь убежать от рекламы, Айван уставился в лежащие под ним пенистым ковром облака за иллюминатором самолета, не переставая думать о Джессике. Теперь он точно знал только одну вещь в своей жизни — она останется в его душе навсегда и никакие силы, обстоятельства, люди не смогут заставить её забыть.