Почему я любуюсь?
Недоброе предчувствие проносится ознобом по коже. Куда он собрался ехать и вхожу ли я в его планы?
Басманов нетерпеливо вздергивает запястье и смотрит на часы, а потом, словно почувствовав мое присутствие, задирает голову вверх. Звериное чутье его опять не обмануло.
Моим первым побуждением было спрятаться обратно в комнату, как жалкой жертве от хищника, но вместо этого я расправляю плечи и, подхватив подол, спускаюсь по лестнице. Держусь рукой за перила как за единственную опору.
Иду медленно, переставляя ноги по ступенькам, концентрируясь лишь на этих движениях и постоянно чувствуя на себе горячий раздевающий взгляд. Под ним я ощущаю себя голой, выставленной напоказ.
Я давно привыкла к подобным взглядам, ведь мужчины не считают зазорным пялиться на красивую женщину, но я не могу избавиться от ощущения, что с Басмановым всё иначе.
От того, понравлюсь ли я ему, очень многое зависит.
Он молчал, когда я оказалась внизу. Рассматривал, придирчиво кривя губы. Гад и чертов перфекционист.
Я тебя уже обманула однажды, а ты так и не понял этого, нечего тут присматриваться и искать изъяны.
– Мне нравится наряд, который ты подобрала, – наконец выдает он весьма сомнительную похвалу. – Лана купила это платье на второй день нашей свадьбы.
Удивительно, что мужчина помнит подобные вещи. Не ожидала от него такого.
– Странно, – бормочу, но благоразумно решаю не озвучивать свои мысли. Прикусив губу, нервно тереблю блестящую ткань платья. Она тихо-тихо шелестит, и лишь этот звук проносится между нами в звенящей тишине дома.
– Что «странно»?
– Да нет, ничего.
– Говори, что ты подумала, – стискивает зубы Басманов, выражая всем своим видом, что я испытываю его терпение.
– Вы не похожи на человека, который разрешил бы жене в таком виде предстать перед гостями. Платье слишком прозрачное и открытое.
– Кто сказал, что я разрешил? – вздергивает он бровь и подставляет мне локоть.
Я в недоумении на него смотрю. Мы будем по холлу туда-сюда прохаживаться или что?
– Что вы задумали?
– Ты поедешь со мной на одно мероприятие. В качестве моей жены, конечно же. Я удостоверился, что ты весьма похожа на нее. Роксолана ни с кем не была близка, поэтому ты с легкостью заменишь ее. Будешь ходить за мной и пить шампанское.
– Подождите. Мы так не договаривались! – начинаю я спорить, поверженная в шоковое состояние. – Я не одевалась для выхода! Я никуда не собираюсь! Это платье максимум для сцены или для… для… – всплеснув руками, я жутко краснею от собственных мыслей. – Для уединенного романтического ужина. Вы же сами сказали, что запрещали жене в нем выходить!
– Кончай верещать, – резко и спокойно обрывает он мои возражения, – я заплачу тебе по привычной таксе. Ты выполнишь свою работу. И да, ты права, я запретил Лане выходить в свет в этом платье. Но мы посмотрим, что будет, когда она в нем появится. Когда ты в нем появишься.
– Я не хочу, не буду, не поеду! – начинаю артачиться, словно ребенок, готовая рыдать, топать ногами и верещать. Ведь он так не любит, когда я повышаю голос! Может, в конце концов, выкинет из дома за профнепригодность!
– Послушай меня, ты, пигалица, – цедит сквозь зубы, ловя меня за запястье твердой рукой и дергая на себя. Я падаю на него с этой чертовой лестницы, ахая и находя нежеланную опору в мужских крепких плечах. Наклоняет меня назад, надвигается сверху, как жуткий черный смерч. – Еще раз заверещишь, вырву твой болтливый язык! Поняла? Отвечай, ты поняла?!
Глаза сверкают, на меня дышит адское пекло, и я дрожащей массой повисаю в руках этого страшного человека. Мотаю головой сначала в отрицании, а потом, спохватившись, соглашаюсь с требованием.
– Один раз, поеду один раз, – выдавливаю из себя.
– Поедешь столько раз, сколько я скажу, сколько мне понадобится, – рычит он мне в рот, опаляя горячим дыханием кожу. По телу жалящими осиными укусами пробегает дрожь, меня охватывает непонятное волнение, и в точках нашего соприкосновения жжется.
– У меня свои планы, отпустите! – решаюсь на движение назад и приветствую свободу, стоя напротив мужчины и жадно ловя такой нужный кислород ртом.
– И какие же планы у тебя, девочка? – милостиво дает мне разрешение Басманов, изучая меня с ног до головы.
– Завтра я собиралась поехать в посольство за американской визой, а потом мы с подругой собирались уехать в Штаты.
– Интере-е-есно, – тянет он слова с совершенно противоположным сказанному значением. Руки скрещены на груди, в глазах – тонна скептицизма. Конечно, ему, как всем взрослым, так смешны мои мечты. Никто нас с Сашкой не понимает. А если озвучить наши планы Басманову, он и вовсе рассмеется. Но лучше он узнает от меня, чем раскопает сведения, вытряхивая душу из всех моих знакомых и родных, которые в курсе ситуации.