— Что? Вы улетаете? — изумился его собеседник.
— Ну да. Я должен доложить обо всем шефу. Он решит судьбу наших пленных, но вы в любом случае должны помешать им общаться с кем бы то ни было.
— Конечно, мы ведь не совершали незаконного ареста, — иронически заметил Мобер. — А кому достанутся все шишки, когда это станет известно? Нам, скромным дипломатическим работникам, которых с позором выставят из Стокгольма. А месье тем временем будет гулять по Елисейским полям.
Коплан хлопнул его по спине.
— Больше того, вас во всеуслышание обругают, — добавил он с полным отсутствием сочувствия. — Принесут в жертву на алтарь государственного интереса... А через пять-шесть месяцев вы получите повышение. Так что пока старайтесь заслужить эту награду.
Он протянул руку Равиньяну и дружески улыбнулся ему.
— Мобер сделает еще одну поездку, чтобы подбросить меня до города, — конфиденциально сообщил он. — Следите за нашими заложниками до тех пор, пока не получите новых приказов. И будьте уверены, я о вас никогда не забуду.
Трое друзей так и не поняли, почему, прежде чем выйти, он заговорщицки подмигнул Гертруд.
— Вот где мы сейчас находимся, — сказал Франсис, заканчивая свой доклад Старику через день, утром. — Ниточка ведет в Исландию, к этому Йоргену Брондстеду, и мы должны добраться до него, чтобы узнать, кто играет во Франции роль, исполняемую в Швеции Гертруд Карлсон.
Похлопывая по ладони линейкой, существующей исключительно для этой цели, Старик процедил сквозь зубы:
— Значит, мученики? Но, черт подери, почему они из кожи лезут, собирая данные об атомных станциях, хотя ядерные испытания отравляют атмосферу планеты в тысячу раз сильнее?
Он пронзил Коплана резким взглядом, как экзаменатор, собирающийся засыпать абитуриента.
— Возможно, потому, что степень радиоактивного заражения, исходящего от атомных реакторов, труднее установить, чем ту, что возникает при взрывах бомб? — предположил Коплан. — Радиоактивные осадки изучаются повсюду в мире, и о них написаны серьезные работы, каждая из которых возлагает ответственность на другую сторону. А в региональном плане власти каждой страны более сдержанны: они не собираются подчинить свою политику тревогам населения, частично обоснованным.
Сосредоточенное лицо Старика помрачнело еще больше.
— Да, я могу с этим согласиться, но то, что я сказал вам раньше, остается в силе; не будем упускать из виду огромную опасность реакторов, кроющуюся в их уязвимости при обычных взрывах. И мне очень не нравится интерес к топографии мест, где они расположены. Диверсия на станции могла бы вызвать катастрофу, намного более серьезную, чем пожар крупного склада боеприпасов. Даже если люди вроде Скоглунда, Карлсон и компании действуют с благими намерениями, мы не можем допустить, чтобы незаконными путями собирались сведения, способные послужить противнику.
Коплан согласился.
— Что из себя представляет этот Йорген Брондстед? Что он думает? Ну и все такое, — резюмировал он. — По всей видимости, этим занимаются и другие, и они, кажется, решительно настроены уничтожить эту сеть.
— Я бы предпочел, чтобы вы добрались до этого Брондстеда раньше их, — произнес Старик, глядя на него поверх очков. — Мы не знаем, в чьи руки может попасть его документация, если вдруг охотятся за ней.
— В наших она точно была бы в безопасности, — подчеркнул Франсис, чуть-чуть улыбаясь.
— Нам было бы все-таки спокойнее... Короче, вы знаете, что вам надо делать.
— Да, если только Гертруд Карлсон не устроила мне роскошную шутку, чтобы выиграть время. Выяснить это я могу только в Исландии. Но прежде чем лететь туда, я считаю необходимым направить в дом шведки специалиста или даже группу из трех человек, чтобы они регистрировали сообщения, адресованные Гертруд. Заодно они узнают длину используемых волн, изучат канал частоты, чтобы ловить другие радиограммы, адресованные коллегам дамочки.
— Согласен, это может дать полезную информацию.
— Больше, чем вы думаете. Брондстед и его агенты на континенте используют самую совершенную технику. Я подозреваю, что приемник, спрятанный в холодильнике Гертруд Карлсон, — сверхчувствительный аппарат, способный принимать дециметровые волны на очень большом расстоянии.
Старик дернулся.
— Что вы сказали? Меня всегда учили, что очень короткие волны, такие, как телевизионные, например, имеют радиус действия, ограниченный изгибом земли. Что вы называете очень большими расстояниями?
— Тысячи километров. Волны ловят после их отражения от ионизированных верхних слоев атмосферы. И если судить по небольшим размерам аппарата Карлсон, он работает не на лампах и не на транзисторах, а на кристаллах искусственных рубинов, плавающих в жидком гелии.
Изумленный Старик скрестил руки и посмотрел на Коплана.
— Вы, наверное, ошибаетесь, — предположил он. — Насколько мне известно, пока не существует портативных аппаратов такого типа. Некоторые журналы намекают на исследования в этой области, но подчеркивают, что имеются огромные сложности в осуществлении...
— Правильно. Вот поэтому отправка квалифицированного техника кажется мне необходимой. Этот приемник может сообщить больше, чем передачи, которые он принимает. Он работает при температуре, близкой к абсолютному нулю, и должен находиться в холодном помещении, чтобы поглощать минимум калорий. К тому же такие приемники уже существуют в радиоастрономии. Есть даже компактный вариант.
Старик мимикой изобразил вопрос, и Коплан ответил, доставая сигареты:
— В принципе он используется только американскими вооруженными силами.
Его начальник пожал плечами и заворчал:
— Еще лучше... На что и на кого мы выйдем в этом деле?
Схватив авторучку и блокнот, он сказал:
— Дайте мне необходимые сведения: дни, часы передач, местонахождение приемника и так далее.
Коплан ответил, потом сунул руку в карман:
— А вот ключ от дома.
Затем они вместе обдумали поездку, которую собирался совершить Коплан, определили точки поддержки, необходимые ему в Исландии, чтобы благополучно завершить задание.
Франсис вылетел на самолете через Копенгаген в Рейкьявик утром следующего дня.
Двумя днями раньше в Англии произошел странный инцидент.
Контрольная станция, непрерывно следящая за уровнем радиации в воздухе и расположенная в окрестностях города Ридинг, отметила необычное повышение бета-излучения.
Поскольку это указывало на наличие продуктов ядерного распада, техники стали внимательно изучать цифры, выдаваемые различными методами контроля: анализом пыли, собираемой с пленки, прикрепленной снаружи, с фильтров, через которые насосы прогоняли в быстром режиме воздух. Была исследована также вода дождя, прошедшего прошлой ночью.
Специалисты быстро убедились, что происходит нечто необычное, и связались с другими контрольными станциями, разбросанными по всей территории Великобритании.
Получалось, что заражение наблюдалось в очень ограниченной зоне эллиптической формы, идущей от Бристольского канала до подступов к лондонской агломерации.
Об этом факте сообщили властям, в частности Министерству охраны окружающей среды.
По сведениям, полученным из Министерства обороны, выходило, что в течение прошедшей недели в мире не производилось термоядерных взрывов. Значит, эти продукты распада не были радиоактивными осадками. Тогда откуда они взялись?
Немедленно началось расследование на станциях, в исследовательских лабораториях и на заводах, работающих с ураном, плутонием или с другими веществами, излучающими радиацию, чтобы узнать, не произошло ли там утечки.
Повсюду ответ был отрицательным. Центры Харуэла, Альдермастона и Уинфред Хэта, находившиеся в зараженной зоне, категорически утверждали, что их системы работают нормально и причину этого повышения радиоактивности не следует искать в их секторах.