Женестр вяло кивнул и закрыл досье.
— Мне потребуется консультация с руководством, — было его решение. — Подождите немного.
Он встал и вышел, унося папку с собой.
Через пять минут он появился снова. От былой нерешительности на его лице осталось лишь слабое воспоминание.
— Мой шеф предоставил мне карт-бланш, — провозгласил он, устраиваясь за столом. — Дело вот в чем… Все закрутилось из-за инспекторов министерства финансов. Для вас не секрет, что у учреждения на улице Риволи имеются свои осведомители и его щупальца тянутся довольно далеко. Сигнал тревоги поступил из Швейцарии… Министерство финансов получило строго конфиденциальное сообщение, будто Кониатис замешан в кое-каких крупных операциях, связанных с инвестициями. В них участвует один цюрихский банк, но деньги идут на имя Кониатиса. Называют кругленькую сумму: 825 миллионов старых франков!
— Вот это да! Почти миллиард! И это состояние, конечно, не облагается налогами.
— Безусловно.
— Правительство интересуется происхождением этих денежек?
— Нам совершенно точно известно, какое вознаграждение получает Кониатис в СИДЕМС за услуги консультанта, знаем мы и то, сколько он мог заработать в бытность сотрудником министерства экономики. Сами понимаете: если бы он даже умудрился с чрезвычайной выгодой вложить весь свой капитал, о таких суммах все равно не могло бы быть и речи!
— Еще бы! В наше время честному человеку не удается накопить в кубышке целый миллиард: налоговое ведомство этого не допустит.
— По заключению министерства финансов, легальное состояние Кониатиса — это его имущество во Франции: квартира в Нейи, старинная мебель, банковские вклады и так далее. Если деньги, которые он держит в Швейцарии, принадлежат ему, то каков их источник?
— Швейцарские осведомители молчат об этом?
Да. И это беспокоит правительство. Излишне напоминать вам, что расследования бывают необходимы властям не только в случаях уклонения от уплаты налогов. Случаются и причины посерьезнее. Например, опасность скандала.
— То есть?
— Откуда нам знать, действительно ли эти цюрихские 825 миллионов принадлежат Кониатису? Нам неведомо, не манипулирует ли он и другими столь же колоссальными суммами в других банках. Кто он, посредник? Или греет руки на махинациях? Загадка… Но в любом случае скандал нанес бы Франции серьезный ущерб. Кониатис долгое время представлял нашу страну за рубежом, и для многих это имя ассоциируется с Францией.
— Махинациями тут разит за версту, какие могут быть сомнения, — пробурчал Старик. — Что за махинации — вот в чем вопрос… Растрата, валютные спекуляции, коррупция, выполнение поручений другой страны, финансирование шпионской сети… Выбор неисчерпаем.
— Разобраться действительно трудно, ибо Кониатис — делец мирового масштаба. У него повсюду друзья, он представляет интересы СИДЕМС во всех уголках мира.
— А вдруг этот миллиард принадлежит СИДЕМС? — предположил Старик.
— Не исключено. Именно поэтому мы должны действовать осмотрительно.
— Чем надлежит руководствоваться мне?
— Задача номер один — не допустить международного скандала.
Старик сдвинул мохнатые брови.
— Хорошо сказано: «задача номер один»…
— Да, инструкции правительства в этом пункте однозначны. Вплоть до того, чтобы обеспечить охрану Кониатиса.
— Что вы имеете в виду?
— Повторяю, правительство придает большее значение сохранению репутации и честного имени Кониатиса, нежели деньгам, которые он мог утаить от казны с помощью уловок, позволяющих уклоняться от уплаты налогов. Поэтому, если говорить конкретно, министерство хотело бы вмешаться напрямую, чтобы не дать Кониатису совершить неподобающие поступки, способные подставить под удар престиж Франции.
— Тогда почему бы вам не призвать Кониатиса к порядку? Потребовать у него объяснений, предостеречь?
Губы Женестра растянулись в подобие улыбки.
— Вам знакомы наши методы, месье, — промямлил он. — Вплоть до дальнейших распоряжений нам надлежит закрывать глаза на возню Кониатиса в Швейцарии. У нас нет никаких законных доказательств, поэтому нам пришлось бы раскрыть свои источники информации. Это, конечно, немыслимо.
— О, разумеется, — подхватил Старик. — вечно одна и та же непреодолимая преграда: осведомитель не должен быть выдан.
Наступила тишина. Полицейский чин нарушил ее: