Николеньке торопливо кивнул, а Ваня уже дергал мальчика за рукав:
– Ну что, пошли? Тут недалеко, по дороге и поговорим. –
И вот, распрощавшись с милейшим Олегом Ивановичем, несчастный гимназист отправился я вслед за Ваней, изо всех сил стараясь не шарахсться от странно одетых людей и проносящихся возле самого тротуара самоходных экипажей.
Дорога до дома на Гороховской (то есть, на улице Казакова – так , кажется, назвал улицу новый знакомый?) заняла совсем немного времени. Николенька даже удивился – как недалеко он успел уйти за эти страшные полчаса! Поворот, переулок, два квартала вдоль тихой улицы – и вот он, нужный дом! Николенька не уставал удивляться сам себе. Всего-то, час с небольшим прошло с тех пор, как он несся этими самыми дворами, с выпученными от ужаса глазами, ничего вокруг не замечая. А сейчас – уверенно идет по улице города будущего (ну не совсем уверенно, честно говоря – куда делась бы это чувство, не будь рядом Вани?), с любопытством рассматривает "автомобили", как называют эти самодвижущиеся экипажи, изучает яркие плакаты и вывески…
Нет, решительно, Николенька мог гордиться собой! Особенно, если учесть, что, он еще и успевал задавать своему провожатому тысячу и один вопрос. Ваня охотно отвечал, но насмешка в его голосе ощущалась вполне явственно. Николенька понимал, что его спутник так до конца ему не поверил – и теперь находит удовольствие в том, чтобы подыгрывать собеседнику, зачем-то валяющему дурака. Игра эта Ваню забавляла, и он охотно принял тон, предложенный несчастным гимназистом.
Дом номер девять Гороховской улице (то есть архитектора Казакова) стоял на своем месте. Но – нельзя сказать, что он совсем уж не изменился. Цвет теперь был не темно-желтым, а каким-то салатовым; фасад же изрядно облупился. На окнах первого этажа появились решетки, а сам фасад был изуродован какими-то щелястыми серыми ящиками. Ваня называл их "кондиционеры" и даже объяснил, для чего они служат – но Николенька пропустил объяснение мимо ушей, рассматривая на очередном рекламном плакате очередного размахивающего оружием монстра.
В общем, дом был тот самый. Да и подворотня, на первый взгляд, почти не изменилась. Добавились, правда, какие-то корявые размытые, разноцветные надписи дикого содержания и непонятные символы… но мальчику было уже не до них. Со всех ног он кинулся во двор… и замер, как вкопанный. Во дворе не было ничего, хоть отдалено знакомого – серый монолит вместо брусчатки, хилая клумба, уродливые крылечки, где надо и где не надо. Посреди двора – пять "автомобилей" и какие-то дурно пахнущие баки. Так, похоже, в будущем выглядела помойка.
– Ну, и где здесь твой 19-й век? Ладно, признавайся, что все выдумал. Классно сыграно, кстати, ты талант. Мы с папой чуть не поверили… –
Это было невыносимо! В отчаянии Николенька обернулся к насмешнику. Увидев в глазах товарища самое настоящее, неподдельное горе, Ваня поперхнулся очередной колкостью:
– Ну, ты что… ладно, я так, не бери в голову. Счас найдем, где ты живешь. А давай, дом обойдем, может тебе в другой подъезд, или вообще в соседний дом? Может, с адресом что-то напутал? – и с этими словами Ваня увлек мальчика назад, на улицу.
И надо же – Ваня как в воду смотел! Не успели они сделать вдоль фасада и десятка шагов, как загадочная подворотня нашлась. Причем – она и здесь была не на месте; и точно так же из нее тянуло сыростью и холодом. И таким пугающим был этот холод, что Николенька остановился в двух шагах от цели, к которой только что стремился всеми силами …
– Ну вот, кажется, пришли… – неуверенно сказал мальчик. – Мне, кажется, сюда… –
– Туда, говоришь? И правда, странное местечко… – И Ваня поковырял ногой кромку асфальта. Подобно траве на "той стороне", асфальт тоже заканчивался как-то… неправильно. Он обрывался идеально прямой линией: ни трещин, ни щелей. А за обрезом начиналась плотно утоптанная земля, тоже какая-то странная – ни нежной, майской травки, ни мелкого мусора, ни даже камешков. Но– делать было нечего, и Николенька постаорался унять внутреннюю дрожь:
– Да, точно, туда. Ну что, пошли? – и первым вошел в темный зев загадочной подворотни.
Наверное, ни один приговоренный к казни и помилованный в последний момент преступник не чувствовал такого облегчения, какое испытал Николенька. Милый, знакомый до слез двор! Фомич со своей метлой! Увидев дворника, Николеньке захотелось тут же броситься и расцеловать его. И т Васютин в комании двух студентов и вороха бошюр! И тетя Оля –такая домашняя и родная – идет через двор с кошелкой в руке.