— Онфруа, вы потеряли слишком много крови и сейчас не можете здраво рассуждать. Прошу вас, возьмите себя в руки; ваши речи напоминают рыцарей на турнире, попусту разящих друг друга для забавы. А Саладин в Дамаске; он нас в покое не оставит, запомните это. И вы мне нужны. Остальное — пустые рассуждения.
— Господин мой король, вновь говорю я вам, что позор и потеря крови не позволят мне остаться с вами!
— Онфруа, заклинаю вас, исцелитесь!
— Желал бы я того, из послушания вам, но пронизывающий меня холод не оставляет надежды.
— Наши лекари поставят вас на ноги.
— Я лишь желаю быть прощенным вами.
— Никто не вынуждал меня следовать вашим советам. Так что вина лежит на нас обоих. Однако я охотно прощаю вас.
— Вот вы и превзошли старого Онфруа в военном искусстве. Радуюсь этому всем сердцем… Извольте распорядиться, чтобы меня перевезли в мой замок Хунен. Там я буду дожидаться воли Божьей… И прошу вас, государь, помните только о наших светлых днях, а не о нынешних…
Поскольку моя рана была несерьезной, я сопровождал короля в этом его посещении. По возвращении он сказал:
— Эта потеря невосполнима, Гио. Нет никого, кто мог бы заменить нашего старого друга. Он умирает за меня. Но смерть его бессмысленна.
Он захотел, чтобы я остался у него на время. Жара угнетала, хотя навес был поднят. Я почувствовал тошнотворный запах, исходивший от короля. Конечно, и в лагере не пахло розами. Я сказал себе, что после этой скачки и мое собственное тело пахнет не лучше. Тем не менее запах, проникавший в мои ноздри и вызывавший отвращение, был необычным. Принц хранил странное молчание. Он был бледен, и бледность эта выделялась на голубом фоне ткани. Свет фонарей только усугублял синеву его щек. Я отважился сказать:
— Вам нужно отдохнуть. Завтра предстоит тяжелый день.
— Завтрашний день будет пустым и праздным. Памятным событием станет лишь отъезд Онфруа.
Он поднял уставшие глаза к звездам, затем задумчиво стал смотреть на палисады и связки копий.
— Я говорю себе, — вновь заговорил он, — что эта встреча не была случайной… что этот перегон скота — западня, приготовленная Саладином… Я должен отплатить ему тем же. У него нет коннетабля, который бы вырвал его из моих когтей.
В другой палатке Жослен де Куртенэ вел разговор с Рено. Он воспользовался обстоятельствами, чтобы зазвать и пожурить его, но не из лучших побуждений.
— Дорогой господин Рено, вас не было в деле; это вам зачтется.
— Каким образом?
— Это не может понравиться нашему королю!
— Однако, сенешаль, старик Онфруа дал мне точное приказание. Я нес дозор на равнине, когда там собирали коз, быков и лошадей. К моему большому огорчению, я не мог остаться в свите.
— Я тоже, сын мой, хотя моя репутация давно сложилась.
— Вы считаете, что король на меня за это рассердится?
— Это мстительный человек, к тому же одаренный необычайной памятью. Бьюсь об заклад, что он запомнил имена рыцарей, которые защищали его в этой теснине, равно как и поведение каждого.
— Но ведь, в конце концов, я же получил приказ!
— Не сердитесь по пустякам, мой благородный дружок. Это всего лишь мое мнение. Однако же вам ведома болезнь Бодуэна, странная и возобновляющаяся, определяющая его настроение и суждения. Иные из нас, не понравившись королю, за незначительные проступки были высланы далеко от Иерусалима… Рено, друг мой, не будьте слишком искренни, это может обернуться против вас.
— Я верю вам, сенешаль, но лишь наполовину.
— Король любит одних только льстецов.
— Быть этого не может.
— Вы чувствуете себя уверенно, поскольку в этой игре участвует ваша сестра. Не думайте об этом плохо. Кто осмелится обидеть ее: это святая, героиня! Но не доверяйте увлечениям Бодуэна. Кажется, что он молод, однако на самом деле у него нет возраста. В шестнадцать лет он кажется старше, чем Онфруа де Торон. Он сначала пользуется тем, кто ему мил, а затем отшвыривает в сторону, ибо таков склад ума у всех принцев.
— Жослен, я готов внимать вашим наставлениям.
— Постарайся выделиться при каждом удобном случае, не поддавайся на лживые обещания, но и не отвергай их. Ты меня понял?
— Не вполне.
— Его выздоровление — не более чем пыль в глаза.
— Но все же…
— Лекари отнюдь не глупы. Я осторожно и терпеливо расспрашивал их об этом. Проказа — это костер, пожирающий плоть; даже вода, попав на кожу, испаряется, не увлажнив ее. В скрытом виде она не менее опасна, чем в то время, когда она видна, ибо именно тогда подсекаются корни жизни.
— Так по-вашему выходит, что заботы Жанны губительны для него?