Кумало вошел во двор, быстро взглянул на свое окно. Оно было закрыто, хотя утром он оставил его распахнутым.
Кумало промчался мимо хозяек, варивших на железных печках обед, ощупью прошел по темному, задымленному коридору и открыл дверь. Лоб его покрылся холодным потом.
Отец лежал на полу среди опрокинутых стульев. Странно неподвижное тело. Рот распялен в молчаливом крике. На груди пятно крови. Черная, уже посеревшая рука отброшена назад. В кулаке зажат гаечный ключ, которым он защищался от убийц.
Горе, злоба, отчаяние переплелись в груди Кумало в один ядовитый клубок. Отец был святым человеком. Он вступился за свой народ, который топтали колонизаторы. Он не молчал, как многие другие. И вот его убили. Полиция и пальцем не шевельнет, чтобы разыскать и наказать убийц, руку которых направлял всесильный фашистский Союз братьев.
Но он, Кумало, не станет, как зимнее солнце, идти стороной. Он обойдется и без полиции. Придет время, и он найдет убийц. Он наступит на их подлые шкуры. Он знает, где их искать.
Через день после похорон Кумало, полный решимости отомстить, направился в Вестден — фешенебельный район Иоганнесбурга. Здесь в двухэтажном особняке жил, как говорили, одни из главарей этих «братьев» — убийц его отца. У Кумало не было никакого определенного плана действии. Ему лишь хотелось взглянуть на врагов отца. Он понимал, что найти подлинных убийц ему, бесправному африканцу, которому запрещено даже появляться без пропуска в городе, едва ли удастся. Но кто знает, что может случиться? У отца много друзей среди европейцев. Кумало не отступит от намеченной цели, пока не сделает все, что в его силах. И тогда убийце конец.
Смеркалось, Из ворот особняка вышли двое буров. Один, судя по неотглаженной одежде, по широкой рыжей седеющей бороде, выгоревшим густым бровям и шляпе с большими полями, был деревенским жителем — какой-нибудь плантатор. Другой был горожанином — вылощенный, в элегантном светлом костюме, в золотых очках, с темными напомаженными волосами. Он производил впечатление богатого образованного человека.
Кумало остановился. Вот они какие, «братья». Глубоко посаженные колкие глаза плантатора внимательно скользнули по фигуре Кумало, который смотрел на европейцев во все глаза. Бородатый почему-то усмехнулся. «Братья» сели в машину и уехали. Почему он усмехнулся?
Знали эти о приговоре отцу? Едва ли. Не могут все «братья» знать, с кем расправляется их союз.
На следующий вечер, выходя из редакции газеты «Ассагай», где он работал курьером, Кумало заметил, что двое подозрительного вида африканцев увязались за ним. Он отчетливо слышал, как одни из них сказал: «Вот он, тот самый». Что им нужно? Видно, «братья», подославшие их, хотели знать, как он, сын убитого ими, ведет себя, что делает, с кем общается. А может быть, у них на уме что-нибудь и похуже, если они заметили, как он приходил к особняку?
Утром Кумало проснулся, когда соседи еще спали. Он ополоснул лицо водой и, не позавтракав, отправился на работу. В черном леденеющем небе светились звезды. Поеживаясь от ночного холода, Кумало зашагал по неосвещенному переулку. Из шалашей — пондокков, из домов с заклеенными бумагой окнами доносились приглушенный разговор, перебранка невыспавшихся людей.
Он почти миновал локацию, когда перед ним выросли двое здоровенных полицейских. Один из них, со вздернутым носом, сказал насмешливо:
— Эй, Джон, куда спешишь? — Для полицейских все африканцы — Джоны.
Кумало остановился. «Кто они — настоящие полицейские или?..»
— Ночной пропуск.
— Но комендантский час только до пяти. Уже шестой час, — ответил Кумало, пятясь и оглядываясь назад. — В локации не нужно ночного пропуска.
— Ты нас не учи. Нет пропуска?
— А что я сделал? Я иду на работу.
Он не успел отпрыгнуть. Полицейский со вздернутым носом схватил его за руку. Кумало рванулся изо всех сил, но «бобби» поднес к его носу дубинку.
— Хочешь попробовать?
Щелкнули наручники на запястьях.
Кумало с горечью вспомнил о хозяйке, которой он не заплатил за квартиру. Теперь она решит, что он сбежал. И еще он подумал о Ребекке Нгойи, девушке из редакции. Станет ли она навещать его в тюрьме или забудет о нем? Ведь их дружба только началась…
Его ввели в полицейский участок — мрачное помещение с зарешеченным окном. Под потолком — электрическая лампочка без абажура. Слева, у грубой деревянной скамьи, стояли два пария гангстерского вида, скованные друг с другом наручниками. У двери дежурил полицейский-африканец с коротким копьем. За непокрытым столом сидел сержант-европеец в форме, застегнутой на все пуговицы. Он строго взглянул на арестованного — ни тени улыбки или дружественного участия на жестком, сухом лице.