Прощаясь на другой день, клерк сказал:
— Будь осторожен, ничего не замечай в этом доме. Если хозяин заподозрит, что ты слишком любопытный…
— А что здесь такое?
Но клерк не хотел продолжать. Кумало ничего не узнал. Однако разговор этот он запомнил крепко. «Ступай осторожно, Кумало», — сказал он себе.
Он стал вести несложную бухгалтерию, составлять по образцам договоры с фермерами на аренду земли у хозяина. Фан Снимен был богатейшим человеком. Он был членом правления африканерского[8] банка «Фольксбанк». У него было тридцать тысяч моргенов[9] земли, был парк грузовых машин. Все соседи пользовались транспортом плантатора. Они приходили в контору униженные и какие-то испуганные. Сам начальник полиции района дю Плесси держался с хозяином заискивающе и подобострастно. Всему этому была какая-то причина.
Пришла повестка из суда. За убийство троих рабочих Фан Снимена приговорили к штрафу в пятьдесят рандов. Плантатор ходил сердитый, и Кумало старался не попадаться ему на глаза.
Каждое утро Фан Снимен собирал слуг и надсмотрщиков-африканцев, тех, что не были в поле, и читал им проповеди. Кумало тоже был обязан присутствовать. Пересказывая житие какого-нибудь святого, Фан Снимен старался привить слушателям мысль о справедливости деления людей на высшие и низшие расы, на господ и слуг. «Противящийся господину своему — противится воле божьей, ибо бог сделал одного белым, а другого черным, одного господином, а другого слугою его. Ничто не делается без ноли всевышнего».
Надсмотрщики с благоговейным видом смотрели в рот хозяину. Кумало всегда молчал. По лицу его нельзя было понять, о чем он думает. Он быстро научился в этом доме скрывать свои мысли.
Фан Снимен вникал во все дела, знал, что происходит на плантациях.
— Очень у нас много муки едят рабочие, — говорил он, просматривая бухгалтерские книги. — Уменьши выдачу повару. Сколько ни дай, все съедят.
— Почему, Кумало, батраки так мало покупают в моей лавке?
— Цены почти вдвое выше, чем везде, баас. Рабочие не хотят переплачивать. Шьют одежду из мешков, делают себе деревянные ложки, обувь изготовляют из шин.
Хозяин сокрушенно качал головой:
— Сговорились разорить меня, ироды. Товары-то лежат, а за них заплачено.
Кумало приходилось бывать на соседних фермах, и хозяин давал ему верховую лошадь.
В этот день Кумало поехал к Эбензеру — давнишнему должнику Фан Снимена.
Дом Эбензера был невелик. Все здесь приходило в запустение. Ветряной насос, поднимавший воду из глубины земли, не работал. На всем лежала печать бедности.
— Доброе утро, Эбензер, — сказал Кумало, подъезжая к окну на белом, перебирающем ногами коне. — Вас хочет видеть баас.
— Это для тебя он «баас», а для меня — тьфу!
Кумало засмеялся. Он сказал фермеру, что Фан Снимен собирается взыскать с него долги.
— У меня нет денег.
— Тогда он отберет у вас землю.
— Я не уступлю ему ее.
— Судья заодно с ним.
— Ну это у него не пройдет, у проклятого фашиста! — вспыхнул Эбенэер. — Моя семья кровью заплатила за участок. И теперь отдать землю этому куклуксклановцу? Твои хозяин думает, что, если он из этого дьявольского Союза братьев, так ему все можно?!
Кумало открыл рот от удивления. Вот оно что! Фан Снимен — член вездесущего Союза братьев — Брудербонда, тайного общества буров-расистов. Они убили отца, гиены! Вильям Кумало представил себе отца, всегда уравновешенного, справедливого. Однажды, когда у них дома собрались руководители Африканского общества свободы, один из них сказал отцу: «Ты, Элиас, слишком смело выступаешь против „братьев“. Ведь на митингах бывают не только друзья. Осторожность, знаешь, не мешает. „Братья“ не любят, когда о них говорят вслух». — «Мы все рискуем, — ответил отец, — кто-то должен указывать людям дорогу. Союз братьев направляет политику расистов. Они засели в правительстве. Они враги нашего народа. Конечно, риск есть. Но я ведь не одни».
Отец был простым ткачом. Но он много знал. Он знал историю и в особенности историю зулусов, он читал книги великих революционеров. И если разгорался спор, отец почти всегда выходил победителем. Он говорил сыну: «Приходится воевать, Вильям. Ничего не поделаешь. Я хочу, чтобы ты жил не так, как жил я, хочу, чтобы не было резерваций и пропусков, чтобы вы, молодые, могли поступить в университеты и работать там, где вам нравится. Мы должны быть свободными и равными с белыми. Разве это не справедливо?» И вот «братья» убили его.
Кумало ехал обратно, обдумывая слова Эбензера. Знойное марево дрожало над раскаленной землей. Задыхалась под солнцем саванна, пахла разогретыми травами, увядающими цветами.