— Какой ты старый? Десять суток ареста. Есть будешь ходить домой.
— Не посылай на плантацию.
— Я воспитываю, поэтому и посылаю.
Мбулу повернулся к сипаю.
— Веди на плантацию. Солнце еще не село.
Взгляд вождя обратился к улыбающемуся Чуиме.
— А ты почему не подал в суд? Он нанес тебе ущерб, и не тебе одному. Коза поела твои овощи, значит, ты съешь их у другого, когда у тебя не будет. На курсах вождей нам все объяснили. Почему не подал?
Чуиме помялся, поправил прическу.
— Тех, кто жалуется, ты тоже посылаешь на свою плантацию.
— А ты, я вижу, еще и грубый. Хотел дать тебе поменьше наказание, как попавшему под суд только в четвертый раз, но вижу, тебя нужно учить как следует. Получишь все двенадцать дней, больше по закону я дать не могу.
Чуиме молча пошел с полицейским. Улыбка все еще держалась на его лице.
— На моей плантации нужны парни с такими прическами! — весело крикнул Мбулу ему вслед.
Деньги шли в руки. Настроение у вождя было отличное. Он встал из-за стола.
— А ты зачем? — спросил он, ощупывая хитрым взглядом Бонгу. — Тоже жалуешься?
— Нет, пришел просить…
— Просить? — Мбулу с затаенным интересом оглядывал Бонгу, — Когда трудно, все ко мне.
— Десять фунтов муки надо, — сказал Бонга, не выказывая почтения. Он презирал этого человека.
— Праздник устраиваешь? — Мбулу хитро прищурился. — Пять фунтов хватит.
Взгляд Мбулы вселил в Бонгу тревогу: «Узнал, радуется, уже сказал Мулура».
Они пошли к складу — висевшей на столбах большой корзине, обмазанной глиной для защиты от крыс и термитов.
— Эй, Мулура! Дай вот пять фунтов муки! — крикнул Мбулу.
Мулура, тащивший на веревке козу, метнул любопытный взгляд на Бонгу, потом заговорщически взглянул на Мбулу.
— Хорошо, соба. Сделаю, соба.
Рафаэль почувствовал, что эти двое знают о ночных гостях.
Мбулу написал расписку и подал ее Бонге.
— Припечатай в уголке палец. Помажь его чернилами.
Бонга неторопливо взял бумагу, медленно прочитал.
«Взял у Мишеля Мбулу десять фунтов маниоковой муки. Благодарю. Через шесть месяцев отдам двадцать. Рафаэль Бонга».
— Плохо ты стал видеть Мбулу, надо пять, а ты десять написал.
Глаза вождя без всякого смущения ощупывали лицо Бонги.
— Где читать научился?
— У друзей на алмазных рудниках, куда ты посылал меня.
— Все умные стали. Такие друзья до хорошего не доведут, — Мбулу исправил расписку и ушел.
Рафаэль передал кожаный мешок Мулуре. Управляющий полез по приставной лестнице, бормоча:
— Совсем старших не уважают. «Плохо стал видеть!» — Мулура скривил рот, изображая Бонгу. — Раньше таким, как ты — читать начал или колдовством заниматься, — руки отрубали. Что же, вождь обмануть тебя хотел? Ты должен был промолчать! Кому ты так говорил? Ты только краб с десятью ногами, а он тысяченожка.
Излагая свои рабские взгляды, Мулура орал все громче, посматривая в сторону удаляющегося Мбулу. Великий человек тоже должен слышать слова верноподданного.
— Смотри с лестницы-то не упади, — презрительно процедил Бонга.
Мулура спустился, продолжая славить своего повелителя. Он взвесил муку и подал ее просителю.
— Заговорился. Вместо пяти четыре фунта насыпал. — Бонга с неприязнью смотрел на управляющего. — Добавь фунт!
На лице Мулуры появилось удивление. Он посмотрел на две гири, потом поднял к небу глаза и принялся складывать два и два, шевеля губами. Он досыпал муку и, подавая ее Рафаэлю, сказал со злобой:
— Еще неизвестно, что ты за человек, если не уважаешь власти…
Придя в хижину, Бонга принялся готовить обед. Охранники, если они заявятся, придут не раньше, чем стемнеет. А он уйдет навстречу Зонде.
Приготовив обед, он завернул горшки в банановые листья, сунул в мешок и, согнувшись, ринулся из хижины. Пробежав несколько шагов, он поднял голову и попятился. Перед ним стояли два ухмыляющихся охранника вождя.
— Нас встречаешь? — высокий детина засмеялся. — Малафа[30] есть?
На другой стороне улицы еще несколько полицейских выглядывали из-за бананов. По телу Бонги пробежала противная дрожь. Руки, прижимавшие мешок с горшками к телу, тряслись. Бонга напряг их, чтобы враги не видели его слабости.
Маленький сипай с жестким, холодным лицом остался снаружи. Высокий вошел в хижину вместе с Рафаэлем.
— Ты садись. Малафа есть?
— Нет, — сухо ответил Бонга.
Долго молчали. Селение погружалось в сон. Бонга думал об отряде, мысль металась, как птица в силке. Сейчас придет Зонде, и капкан захлопнется. Никогда еще не попадал Бонга в такое тяжелое положение. И он сидит и спокойно ждет, когда собаки вождя отдадут партизан в руки палачей! Бонга тяжело дышал. Охранник не спускал с него глаз. Рука полицейского лежала на рукоятке дубины. «Проклятый трус! — ругал себя Бонга. — Погибают товарищи, а ты сидишь тут с полицейским».
