— Вы счастливчик, Ник, — отозвался Аполлинарий со вздохом, — я откровенно вам завидую.
Снизу раздались трели звонка. Ник и Аполлинарий переглянулись. Снова открылась дверь в кабинет и появился Петрус, теперь уже с озабоченным видом.
— Там полицейский, от князя Вачнадзе, передал записку:
«Милостивые господа, Николай Александрович и Аполлинарий Шалвович! Прошу вас срочно и незамедлительно прибыть в оперу в связи с только что случившимся трагическим событием.
Прошу извинений, но дело не терпит отлагательства.
— Что же могло там случиться? — недоуменно говорил, одевая плащ, Ник. — А ну-ка, Петрус, дай мне сегодняшний «Тифлисский листок».
И Ник наскоро просмотрел объявления.
— Так, сегодня в опере… Дают «Трубадура» Верди… Знаменитый солист венской оперы, тенор, несравненный исполнитель партии Лоэнгрина… Герман Винкельман. Да, такой спектакль должен собрать публику. Что же там стряслось такое…
С этими словами Ник и Аполлинарий спускались уже по лестнице, сопровождаемые горестными причитаниями Петруса и возгласами Лили. Ужин, конечно же, был сорван.
Глава 4
На Хлебной площади, куда они дошли быстрым шагом, уже ждал фаэтон. Через двадцать минут, миновав Эриванскую площадь, они подъезжали к великолепному зданию оперного театра на Головинском проспекте. Всего три года тому назад Тифлис получил этот замечательный театр, выстроенный в мавританском стиле, со всеми полагающимися ему арабесками, лепкой, стрельчатыми окнами. Оно навевало мысли об Альгамбре, Гранаде или Севилье. Тифлисцы, большие театралы, очень тосковали без своего театра, построенного во времена графа Воронцова и при его посредничестве на Эриванской площади итальянским архитектором Джованни Скудиери на деньги купца Тамамшева настолько роскошным, что о нем было известно не только в пределах империи, но и по всей Европе. Но, увы, театр сгорел. Часть итальянской труппы, приглашенной в театр в те времена, осталась жить в Тифлисе и тифлисские барышни и юноши наперебой брали уроки музыки и пения в ожидании новой оперы. Сейчас публика толпилась у входа и в фойе, обсуждая странный перерыв между актами оперы. Уже Манрико пропел свое адажио, уже кончился его дуэт с невестой, спета кабалетта, Манрико схвачен и томится в крепости, публика с нетерпением ждет продолжения, и тут почему-то на сцене перед занавесом появляется директор театра и просит почтенную публику не нервничать, а спокойно ждать продолжения, ибо знаменитому тенору от нервного напряжения стало плохо. Тифлисцы с пониманием отнеслись к этому объявлению, они уже насладились пением мировой знаменитости и стали терпеливо ждать конца затянувшегося антракта.
Князь Вачнадзе нервно ходил взад и вперед по фойе в ожидании сыщиков. Публика вилась вокруг него в надежде узнать, что произошло. Увидев Ника и Аполлинария, Вачнадзе поспешно, но не теряя достоинства, так как сейчас он был центром внимания публики, направился к ним.
— Следуйте за мной, — прошептал он, оглядываясь по сторонам. — Сейчас я организую прикрытие.
Подняв руку, затянутую в белую перчатку, он призвал к себе двух полицейских и одного субъекта в штатском. Ему он шепотом велел проводить Ника и Аполлинария в актерские уборные, а сам, в сопровождении полицейских, стал степенно подниматься по лестнице, ведущей в театральный зал. Уловка удалась, публика повалила за Вачнадзе, а Ник и Аполлинарий спокойно прошли к актерским уборным, в коридоре возле которых толпились актеры и царила растерянность. В гриме и костюмах, готовые в любой момент выйти на сцену, стояли Азучена и граф ди Луна, шептались Леонора и Феррандо, сновали цыганки и солдаты. Возле уборной, которая была отведена приезжей знаменитости, стоял полицейский. Вачнадзе, уже успевший удрать от публики, спешил к ним навстречу.
— Идемте скорее, — отдуваясь, прошептал он, оглядываясь по сторонам. — Там доктор Зандукели из Михайловской больницы. Он оказался среди зрителей.
Дверь открылась и они увидели беспомощно лежавшего в кресле великого тенора, возле которого хлопотал одетый в смокинг молодой, но уже ставший тифлисской знаменитостью после путешествия по Южной Америке, доктор Зандукели.
На немой вопрос Вачнадзе, Зандукели покачал головой:
— Никаких признаков жизни. Абсолютно. Мгновенная смерть. Остальное можно будет сказать только после вскрытия. Организуйте перевозку в больницу, я сам буду принимать участие во вскрытии, а дело поручу самому опытному патологоанатому.
За спиной у Вачнадзе директор театра и импресарио певца в отчаяньи заламывали руки.
Покосившись на Ника и Аполлинария, Зандукели сказал:
— Ваши люди могут ехать со мной и присутствовать во время вскрытия.